Что-то подсказывает, что Джулиан не впишет его имя в эту книгу. Дезертиры не заслуживают такой чести – чернильной строки. В гневе я позволяю себе мысленно дотянуться до настольной лампы, которая освещает страницу. Электричество мигом отзывается, такое же знакомое, как мой собственный пульс. Одним лишь усилием мысли я включаю и выключаю лампу, заставляя ее мигать в такт неровному биению сердца.
Джулиан замечает прыгающий свет и поджимает губы.
– Что-то не так, Мэра? – сухо спрашивает он.
«Всё не так».
– Просто устала от расписания, – отвечаю я, оставив лампу в покое.
Это не ложь, но и не вполне правда.
– Мы не сможем тренироваться.
Он лишь пожимает плечами, и от этого движения шуршит одеяние цвета пергамента. На вид оно стало еще потрепанней, как будто Джулиан сам превращается в книжную страницу.
– Судя по тому, что я слышу, ты нуждаешься в большем внимании, чем я могу тебе уделить.
Я стискиваю зубы и буквально жую слова, прежде чем мне удается их выплюнуть.
– Кэл сказал вам, что случилось?
– Да, – спокойно отвечает Джулиан. – И правильно сделал. Не вини его за это.
– Я могу винить его за что хочу, – отрезаю я, вспомнив книги по военному делу и прочие смертельные руководства в комнате принца. – Он такой же, как остальные.
Джулиан открывает рот, собираясь что-то сказать, но в последний момент передумывает и возвращается к книгам.
– Мэра, я бы не назвал то, что мы делали, тренировками. И потом, сегодня ты смотрелась очень неплохо.
– Вы меня видели? Но как?
– Я попросил разрешения понаблюдать.
– Но…
– Неважно, – говорит Джулиан, глядя сквозь меня.
Его голос внезапно делается мелодичным, в нем звучат низкие, успокаивающие вибрации. Выдохнув, я понимаю, что он прав. И повторяю:
– Неважно.
Пусть даже он молчит, эхо его голоса по-прежнему разлито в воздухе, как приятная прохлада.
– Так над чем будем работать сегодня?
Джулиан довольно улыбается.
– Мэра…
Голос моего наставника вновь звучит, как обычно. Простой и знакомый, он отгоняет эхо, развеивает его, как облако.
– Что… что это было?
– Я так понимаю, леди Блонос на своих уроках не рассказывала вам про Дом Джейкоса? – спрашивает Джулиан, продолжая улыбаться. – Я удивляюсь, что вы не спрашивали…
– Вы умеете контролировать людей. Как она.
При мысли о том, что Джулиан, сострадательный и добрый человек, похож на королеву, я вздрагиваю.
Он спокойно принимает мое обвинение и вновь обращается к книге.
– Нет. У меня нет ни такой силы, ни такой жестокости. – Он вздыхает и объясняет: – Нас называют певцами. Или, по крайней мере, называли бы, будь нас больше. Я – последний из своего Дома и последний, хм, из своего рода. Я не умею читать мысли и управлять ими, не умею звучать в чужом сознании. Но я могу петь… пока человек слышит меня, пока я смотрю ему в глаза – он будет делать то, что я хочу.
Какой ужас. Даже Джулиан.
Я медленно отступаю, пока не оказываюсь на почтительном расстоянии. Он, конечно, замечает это, но не сердится.
– Ты имеешь полное право не доверять мне, – негромко говорит Джулиан. – Никто не доверяет. Вот почему мои единственные друзья – слова. Но я прибегаю к силе, только когда иных вариантов нет, и никогда не делаю это со злым умыслом.
Он фыркает и мрачно усмехается.
– Если бы я захотел, я мог бы проложить себе дорогу к трону.
– Но вы этого не сделали.
– Нет. И моя сестра тоже, что бы там ни говорили.
«Мать Кэла».
– Но, кажется, никто этого и не говорит. Во всяком случае, при мне.
– Люди не любят обсуждать мертвых королев, – огрызается Джулиан и плавным движением отворачивается от меня. – Но, пока она была жива, шли разные толки. Кориана Джейкос, поющая королева…
Я еще ни разу не видела Джулиана таким. Обычно он был тих, спокоен, немного помешан на своих книгах, но никогда не злился. Никогда не выказывал боли.
– Ее не выбирали, как Элару, Эванжелину или даже тебя. Нет. Тиб женился на моей сестре, потому что полюбил ее… а она его. Тиб. Кажется нелепым называть Тиберия Калора Шестого, короля Норты, Пламя Севера, одним коротеньким словом. Но он когда-то тоже был молод. И походил на Кэла. Мальчик, рожденный, чтобы править. Кориану ненавидели, потому что наш Дом незнатен, потому что у нас не было силы, власти и других глупостей, перед которыми преклоняются эти люди, – сердито продолжает Джулиан, по-прежнему глядя в сторону. Его плечи тяжело вздымаются от каждого вздоха. – Став королевой, моя сестра могла всё изменить. Она была доброй и сострадательной… мать, способная воспитать короля, в котором нуждается наша страна, чтобы объединиться. Короля, который не боялся бы перемен. Но этому не суждено было статься.
– Я знаю, что такое потерять близкого родственника, – отзываюсь я, вспомнив Шейда.
Всё происходящее кажется нереальным. Может быть, мне лгут, и Шейд сейчас дома, живой и веселый. Но я знаю, что это неправда. И в качестве доказательства где-то лежит обезглавленное тело моего брата.
– Я узнала это только вчера. Мой брат погиб на фронте.
Джулиан наконец поворачивается ко мне. Глаза у него блестят.
– Простите, Мэра. Я не знал.
– И не узнали бы. Армейцы не записывают казненных в эти книжечки.
– Казненных?