Алая королева

Когда Птолемус Самос спускается и обнимает сестру, мне приходится вонзить ногти себе в ладонь, чтобы удержаться. Вот он стоит, живой, дышащий, в ужасном гневе. Фарли, лежа на полу, тихо ругается.

Он останавливается лишь на мгновение, а затем огибает Эванжелину с пугающей яростью в глазах. Его доспех испорчен на плече, пробит пулей. Но кожа под ним цела. Птолемуса вылечили. Он движется к решетке, сжимая и разжимая кулаки. Металлические прутья скрежещут о бетон.

– Птолемус, не сейчас… – начинает Кэл и пытается перехватить его, но Птолемус просто отталкивает принца.

Несмотря на свои габариты и силу, Кэл отступает на шаг.

Эванжелина бежит за братом и тянет его за рукав.

– Нет, мы должны заставить их говорить!

Слегка дернув рукой, он освобождается от ее хватки. Даже сестра не заставит его остановиться.

Прутья гнутся, вопя от напора, и решетка раскрывается. Стражи тоже не в состоянии удержать Птолемуса, который быстро и пружинисто шагает вперед. Килорн и Уолш отступают, пятясь к каменной стене камеры, но Птолемус – хищник, а хищники нападают на слабых. Тристан со сломанной ногой, еле способный двигаться, не имеет ни единого шанса.

– Больше ты не будешь угрожать моей сестре! – ревет Птолемус и отдает новый приказ железным прутьям решетки.

Один из них, как копье, пронзает грудь Тристана. Тот ахает, давясь собственной кровью.

Он умирает. А Птолемус улыбается.

Когда он поворачивается к Килорну, дыша убийством, я срываюсь.

Искры оживают во мне. Обвив рукой мускулистую шею Птолемуса, я выпускаю их на волю. Они впиваются в него, молнией несутся по жилам. Он замирает от моего прикосновения. Металлические пластины доспеха вибрируют и дымятся, едва не поджаривая Птолемуса живьем. А потом он валится на бетонный пол. Его тело продолжает дрожать и сыпать искрами.

– Птолемус! – кричит Эванжелина, падает рядом с братом и прикасается к его лицу.

Она получает небольшой разряд, который заставляет ее шарахнуться. И тогда, окутанная гневом, Эванжелина поворачивается ко мне.

– Как ты посмела…

– С ним всё будет в порядке.

Я ударила Птолемуса не настолько сильно, чтобы причинить ему реальный вред.

– Ты права, мы должны их разговорить. Но они ничего не скажут, если будут мертвы.

Остальные смотрят на меня – на их лицах странная смесь чувств, глаза широко открыты… и полны страха. Кэл – юноша, которого я поцеловала, солдат, жестокий правитель – вообще не выдерживает моего взгляда. Я знаю, что это такое на его лице. Стыд. Впрочем, непонятно почему – то ли оттого что он причинил боль Фарли, то ли оттого что не заставил ее заговорить. По крайней мере, у Мэйвена хватает здравого смысла принять опечаленный вид – он не сводит глаз с залитого кровью тела Тристана.

– Мама потом побеседует с заключенными, – произносит он, обращаясь к Тиберию. – Но люди наверху хотят видеть короля и убедиться, что он жив. Взрыв унес много жизней. Успокой подданных, отец. И ты тоже, Кэл.

«Он тянет время». Великолепный Мэйвен пытается дать нам шанс.

Пусть даже от этого по мне ползут мурашки, я протягиваю руку и касаюсь плеча Кэла. Однажды он меня поцеловал. Возможно, он прислушается к моим словам.

– Твой брат прав, Кэл. Допрос может и подождать.

Эванжелина, по-прежнему сидя на полу, оскаливает зубы.

– Ваши придворные захотят ответов, а не объятий! Это нужно сделать теперь же! Ваше величество, вырвите у них правду…

Но даже Тиберий понимает, что Мэйвен прав.

– Они подождут, – эхом отзывается он. – А завтра мы всё узнаем.

Я сильнее сжимаю руку Кэла, чувствуя, как напряжены мышцы. Но постепенно он расслабляется, как будто с него свалилась огромная тяжесть.

Стражи вытягиваются по стойке смирно, а потом затаскивают Фарли обратно в разгромленную камеру. Она не сводит глаз с меня, гадая, что такое я задумала. Да если бы я сама знала.

Эванжелина помогает выйти Птолемусу и смыкает у себя за спиной прутья решетки.

– Ты слаб, мой принц, – шипит она на ухо Кэлу.

Я подавляю желание взглянуть на Килорна, но в моей голове звучат его слова: «Перестань меня защищать».

«Не перестану».

Кровь капает с моего рукава, оставляя серебристый след за спиной, пока мы шагаем в тронный зал. Стражи и охранники стоят возле огромной двери, направив ружья на коридор. Они не двигаются, когда мы проходим мимо – стоят как вкопанные. Их приказ – убивать, если понадобится. Зал за дверью оглашают крики гнева и скорби. Хотела бы я порадоваться, но воспоминание о Килорне в темнице не позволяет торжествовать. Остекленевший взгляд полковника Макантос тоже не дает мне покоя.

Я придвигаюсь к Кэлу. Он как будто не замечает этого – его пылающий взгляд устремлен в пол.

– Сколько погибших?

– Десять, – негромко отвечает он. – Трое застрелены, восемь погибли во время взрыва. Еще пятнадцать человек ранены.

Он как будто перечисляет список покупок.

– Но их всех вылечат.

Кэл указывает пальцем на целителей, которые суетятся среди пострадавших. Среди раненых двое детей. А перед королевским троном выложены тела погибших. Сыновья Беликоса Леролана лежат рядом с отцом, и над ними сидит плачущая мать.