По расколотым камням, хлюпая по лужам,
Подскакали всадники, бряцая оружьем.
Дерева вокруг стояли, башню обступили,
Как обычные деревья здесь они застыли.
Вот и башня – как игла, незаметен вход,
В гладком монолите камня не было ворот.
Гэндальф посохом ударил: «Выйди, Саруман!
Выходи, не прячься, покажись-ка нам!»
Раздался голос Гримы: «Великий Саруман
Предстанет перед вами и скажет слово вам!»
В глади монолита вдруг возник балкон,
Выдвинулась ниша – появился он.
Старец в белом одеянье, посох бело-серый,
Рост высокий, лоб большой, мастер чар умелый.
«Что такое? Что случилось? – маг промолвил стоя.
Голос, полный укоризны. – Нету мне покоя.
Вы явились и пришли, встреча средь войны,
Всадники Ристании, с буйной стороны.
Гэндальф Серый снова здесь, мне-то уж знаком,
Только вряд ли появился он ко мне с добром…
Здравствуй, славный Теоден. Здравствуй, государь.
Повелитель Мустангрима и великий царь.
Я давно хотел приехать, нанести визит,
Все дела с войной уладить, дружбу возродить…
Предлагаю помощь, вижу я решенье,
Нашу мощь объединим – в этом лишь спасенье…»
Гимли нахмурил брови: «Да, вертун, трюкач
Словами жонглирует как на лету – действительно
подлый ловкач.
Помощь – то значит предать, спасение – подчинение,
Ну надо же так затенить правды святой значение».
«Тише! – выкрикнул маг, на миг потеряв обладанье,
Яростный взор метнул, пропало его обаянье. —
Есть слово для вас, мой гном, сын Глоина, храбрый
Гимли,
Далёко в горах твой дом, и не твои тут битвы.
Невежливо перебивать, плохо тебя учили,
А распри не для тебя – вы мирным народцем были.
И ваша побед здесь – это ещё не победа,
Помощники вам чужды, и ждут вас от них же беды.
Чудища эти лесные местью и злобой полны,
И гномы им ненавистны, внутри дерева черны».
Дёрнулся Гимли, затих и головой замотал,
А Саруман отвёл взор и Теодену сказал:
«Повторюсь, хотел приехать, чтобы всё уладить,
Я помочь могу советом, все дела наладить.
Продолжается война просто от незнанья,
Нас поссорили враги, то от их старанья.
Над Ристанией беда, нас хотят разбить,
Не давая светлым силам правь соединить.
Я могу спасти страну. Я не помню зла.
И закончим мы войну, обхитрим врага!»
Вслушиваясь в речи, всадники в волнении
Одобрительно кивали в радостном смятении.
Зачарованы они, стали неспокойны
И на Гэндальфа смотрели очень недовольно.
Гэндальф – Серый Буревестник внёс в страну разлад,
Ввёрг её в пучину бедствий, был раздорам рад…
Но вышел вперёд Эомер: «Государь, послушай меня.
Вспомни смерть Теодреда, павшего средь бела дня.
Маг – лжец со змеиным жалом, сочится смертельный яд,
Тать с затаённым кинжалом, в спину ударить рад.
Не нужно вести беседу с убивцем и подлым злодеем,
Нужно его схватить и наказать лиходея!»
Вновь Саруман сорвался: «Ах ты, подлый змеёныш.
Ты в спину хочешь ужалить – подкрался, словно
крысёныш…
Но одумайся ты, Эомер, – вновь заструились слова, —
Опомнись, охолонись, иди стезёю добра.
Ты воин – храбрец, герой, возможно, будущий князь,
И в будущем нужно со мной дружбу иметь и связь.
Не лезь-ка в дела мудрецов, пока что, мой друг, не лезь,
Политик ты никакой – по крайней мере, не здесь.
На будущее запомни: коль вздумаешь править сам,
С сильными нужно дружить, и будет с тобой Саруман.
Силу и мощь Ортханка не умаляй неразумно,
Дружбу великого мага не отвергай бездумно».
Замолк Эомер, затих, как будто бы в сон погрузился,
И к Теодену вновь маг Саруман обратился:
«Да, в битвах гибнут воины, но что же из того?
Война всегда являет смерть – то так заведено.
И слал тебе я не приказ, всего лишь договор,
Чтоб был у нас один указ, я маг – советчик твой.
А ты решил, что быть войне, и начались сраженья,
И реки крови потекли, двойные пораженья.
Ты рати двинул на меня, отправив их на бой,
И в этом ты вини себя, что их столкнул со мной.
И если кровопийца я, то хуже дом Эорла,
Ведь в войнах много полегло и сгинуло народа.
История народов – история войны,
В которой гибнут люди, великих стран сыны…
Забудем распри, с сей поры ты будь опять со мной.
Ведь лучше доброй ссоры – мир, пусть даже и худой».
Саруман закончив речь, поглядел кругом,
Всем казалось, маг лучится светом и добром.
И Теоден промолвил: «Мы установим мир,
Мы соберёмся в дружный круг на славный добрый пир.
Но установим мы наш мир, когда ты сгинешь сам,
И вот тогда устроим пир во славу всем богам.
Ты гнусный, наглый, подлый лжец, предатель и изменник.
И жалко мне, что в башне ты не связан, словно пленник.
Ложь порождает тьму и зло и растлевает души,
Плодятся низкие рабы, которые послушны.
Ты сам приказы отдавал и ведал обо всём,
Людей ты смерти предавал, а вроде ни при чём.
Твои исчадья орки жгли наши поселенья,
Живьём детей съедали, уничтожали семьи.
Душили и губили, сжигая всё дотла,
И знамя с Белой дланью – для нас эмблема зла».
После изречений мага, плавного теченья,
Карканьем казалась речь князя Теодена.
Но Курунир был сам не свой, нарушен был весь план,
И вмиг сошёл его настрой, сорвался Саруман:
«Ты слабоумный выродок вонючих коневодов,
Эорлов дом, навозный хлев среди прогнивших сводов.
Твои головорезы – мразь, не бриты и не мыты,
Храпят, пируют и блюют, дворовых девок щиплют.
Насильники и пьяницы, вонючее безродье,
И ползает средь грязных псов их вшивое отродье».
Опомнившись, маг руку вздел, почудилось сиянье,
Прошёл у воинов их пыл, пришло очарованье.
А Саруман, бросая взор, продолжил снова речь,
И вновь могли его слова под сети чар завлечь.