«Равнодушье – сердца хлад, с ним придёт тоска и мрак,
Коль в душе лишь мёртвый лёд, мир падёт и тьма грядёт.
И сгниют тогда цветы, и угаснут все мечты,
Почернеет небосвод, все иссякнут токи вод.
Сине-тёмная луна. Яма – мрака глубина.
Солнца взрыв тогда же в хлопья чёрной сажи.
В сердце хладном – тусклый мрак, а в душе
лишь пепла шлак.
Серый мир в забвенье спит. Смерти белый свет не мил.
Тускло-серый небосвод. Мир падет и тьма грядёт».
СLXII
Хватка Нави, жуть, и страх, и смертельный ужас,
Фродо вмиг окостенел, в хлад впадая глубже.
И лежал на плитах тёмных, руки холодны
И, скрестившись, на груди вместе сведены.
Но внутри теплилась жизнь (словно уголёк),
И сумел раздуть в душе сердца огонёк.
Вспомнил простенький стишок (как учил их Том),
Произнёс он про себя (вслух изречь не мог):
Он, не думая, стишок про себя прочёл,
Но внезапно силу воли снова вновь обрёл.
И, собрав остатки сил, смог пошевельнуться,
Но, всмотревшись в темноту, сразу ужаснулся.
Друзья лежали в саванах, их руки на груди,
И так же были скрещены и вместе сведены.
Лица бледные у них, умерли надежды,
Облачённые лежали в мёртвые одежды.
В тревоге за друзей (коль живы, как спасти?)
Он сбросил путы смерти, смог двигаться, ползти.
В темноте стоял сундук, в нём клинки булатные,
Камни самоцветные, серебро и злато.
Он нащупал меч рукой и к себе придвинул,
Взял клинок за рукоять и из ножен вынул.
Только вытащил клинок – руны засветились,
На мече Арнорском вновь засеребрились.
Тут огромной тенью выросло Умертвие.
Запах смерти Навий – Чёрное поветрие —
Потянулось к Фродо мёртвыми костями,
Пять суставов длинных с острыми когтями.
Пошатнулся Фродо, слабость ощутил,
Но свой меч волшебный всё ж не отпустил.
Вскрикнул, костенея, но в последний миг
Он взмахнул мечом, Навь им поразил.
Жуткий вскрик, ужасный вой, плиты содрогнулись,
Трещины в камнях, стены пошатнулись.
Кисть Умертвия упала (раскалилась сталь),
Фродо выпустил клинок (цепенеть вновь стал).
Холодея, снова он стишок шептал
Тома Бомбандила в нём он на помощь звал.
Знал он, что всё кончено, смерть течёт к нему,
Всё ж в душе он верил: в мире быть добру.
В том, кто верит в правду, лучик есть добра,
Капелька надежды будет с ним всегда.
СLXIII