Безучастный, недвижимый, в мраке равнодушья,
Фродо слышал звук борьбы, в хлад впадая глубже.
Жизнь над Смертью вверх берёт. Тенью слабой рваной
Сгинуло Умертвие, вздрогнули курганы.
Падали скелеты, разлетались в пыль,
Распадалось Навье, исчезала гниль.
Чистый свежий воздух очищал холмы,
Древние курганы из былой войны.
Словно и не осень, зеленела травка,
Выросли цветы в память всем солдатам.
Предкам, павшим в битвах, воинам и храбрым,
Витязям, героям: Слава! Слава! Слава!
Все хранятся записи в книге Жизни мира,
Сохранилась память, Правда не забыта.
Выглянуло солнце, светит из-за туч,
Яркими лучами убирает грусть.
И явило солнышко мостик в небеса,
Семь цветов волшебных – радуга-краса…
«Малышей нельзя оставить даже на минутку,
Сразу в яму заберутся, в когти к злобным духам.
Ты как бледная поганка, сбрось тьмы-сон, глупыш!
Возвращайся к свету, шерстяной малыш!
Вылезайте-ка на свет! Сбросьте сна унынье!
Хватить в мертвецов играть! Пробуждайтесь к жизни!»
Будто заново родился, выбрался из склепа.
Вместе с ним и все друзья, в саваны одеты.
«Что за глупые созданья, хоббиты смешные,
Всюду ведь носы суют, зайцы шерстяные.
Всю одежду саваны сразу же снимайте,
К солнышку, на воздух, быстро вылезайте.
Смойте пыль от смерти в зелене-траве,
Чтоб крупицы Нави не носить в себе».
Слабые все хоббиты, жизнь едва теплилась,
Но уже через минуту вместе веселились.
Повалялись в травке, солнечных лучах,
И сошла вся грусть, и исчез весь хлад.
«Ну вот и всё, – промолвил Том, – и дышится легко,
И дождик Навь всю смыл с земли, развеял ветерок.
А вам на хладных плитах ну как не стыдно спать,
Дрыхнуть, и сопеть, и в пыли лежать?
Хорошо, не ночью шли, солнышко светило,
Хоть и к вечеру уже, Навь оно сразило…»
Хоббиты-друзья слов не находили,
Но глаза их всё Тому говорили.
«Несмышлёныши совсем, уж не думал я о том,
Что вас ноги шерстяные занесут в могильный холм».
Скрылся Том в Кургане, вытащил сундук:
«Разбирайте, здесь оружье, меч в дороге – друг».
СLXVII