Алая вуаль

Я почему-то наклонилась, чтобы поднять курицу, но та пронзительно закудахтала и выскользнула из моих рук. Такая быстрая, что ее не поймать. Непроизвольно я бросилась за ней, мои шаги громким эхом отдавались в тишине, но это было неважно; курица могла пострадать, и в этом тоже буду виновата я. Нужно… нужно поймать ее и, может, перевязать ей лапку. Я побежала быстро и неуклюже. Одисса изучала медицину, она должна знать как…

Курица понеслась к Жан-Люку.

Совершенно потеряв голову, я метнулась за ней, полная решимости помочь ей как-то. Птица вдруг пронзительно закудахтала и врезалась в ногу Рида. Я резко остановилась, едва не врезавшись тоже. Рид осторожно поднял курицу и тихо произнес:

– Здравствуй, Селия.

– Рид! Как дела? – Я тут же выпрямилась, дрожа как осенний лист на ветру, и насилу робко улыбнулась. – Может… может, проверим ее крыло? У нее перья взъерошены, вдруг она… она сломала крыло или…

Рид покачал головой и вымученно улыбнулся.

– Уверен, с курицей все хорошо.

– Точно? – Мой голос зазвучал выше. – Ведь…

Однако в это мгновение Жан-Люк схватил меня за руку – ту, за которую меня укусил Михал, – и развернул к себе. На его лице были написаны тысячи вопросов. Я едва не вздрогнула от боли. Было очень больно, и я судорожно вздохнула. Рядом тут же появились Михал, Одисса и Дмитрий, и Жан-Люк перевел взгляд с их потусторонних лиц на следы от клыков у меня на запястье. На кровь, которая теперь текла по его пальцам. Его глаза широко распахнулись, и он тут же сорвал с меня плащ, обнажив мою шею с глубокими ранами. Стиснув зубы, он выхватил балисарду.

– Жан… – поспешно заговорила я.

– Прячься за меня, – настойчиво велел он и попытался оттащить меня от Михала, но я уперлась ногами в землю и покачала головой. Горло сжалось от боли. Он изумленно на меня посмотрел. – Давай же, Селия.

– Н-нет.

Когда я выкрутила руку, чтобы ослабить его хватку, и подошла к Михалу. Когда тот обнял меня за талию, защищая, Жан-Люк внезапно все понял. Я видела, как осознание приходило к нему: он заморгал, и выражение его лица стало пустым. Когда он отпустил мою руку, его лицо исказилось, превратилось в нечто незнакомое и уродливое.

– Ты позволила ему… Он укусил тебя.

Я прижала руку к груди:

– Это не то, что ты думаешь.

– Да? – Хотя он пытался скрыть подозрительность, в его голосе все же слышалась тревога. – Тогда что это значит? Он… он заставил тебя…

– Он не заставлял меня ничего делать, – поспешно сказала я. – Он был… Жан, он был ранен, и ему нужна была моя кровь, чтобы исцелиться. Без нее он бы погиб. Давать свою кровь вампиру не значит… Это не всегда означает…

– Не всегда что?

Жан-Люк посмотрел мне в глаза, и, проклиная собственную глупость, я беспомощно смотрела на него. Не могу я произнести это вслух. Не могу! Сжав запястье, я отчаянно воззвала к высшим силам, не знаю кому, ибо Бог меня, определенно, покинул.

– Селия, – предупреждающе произнес он, когда молчание затянулось.

– Это не всегда означает… интимную связь, – договорила я тихо.

Жан-Люк отшатнулся, словно я дала ему пощечину. По толпе пронесся шепот. Он стиснул зубы, и я приготовилась к худшему.

– Так это правда, – холодно сказал он. – Ты действительно шлюха.

Из груди Михала вырвался низкий, угрожающий рык. Я почувствовала его всем телом, когда прижалась к нему крепче. Я покачала головой, предостерегая. Я не могла позволить Михалу напасть на Жан-Люка точно так же, как не могла позволить Жан-Люку напасть на Михала. Потому что если кто-то из них причинит вред другому, я не знаю, что буду делать… и Жан-Люк имел право злиться на меня. Да. Он имел право на меня обижаться. Потому что однажды Лу и Коко сказали мне, что быть шлюхой не самое ужасное для женщины. И все же…

– Ты ведь не искренне это сказал, – тихо сказала я.

Он фыркнул и указал на мое алое платье.

– А как еще ты это назовешь? Две недели все королевство тебя искало – опасаясь худшего, страшась, что мы могли найти, – и где ты была? – Он крепко сжал рукоять балисарды. – Развлекала местных.

Жан-Люк посмотрел на Михала, и тот мрачно усмехнулся:

– Вам повезло, капитан, ведь я не местный.

Одисса пихнула его локтем.

Жан-Люк еще несколько секунд смотрел на них – на его лице были написаны отвращение и беспокойство. Он перевел взгляд на меня.

– Кто он? – прорычал он.

Я открыла рот, чтобы ответить, но тут же закрыла его. Как я могу рассказать о Михале, не открыв его тайну сотням зевак и отряду шассеров, вооруженных серебряными клинками.

Почувствовав, что я замешкалась, Михал шагнул вперед.

– Поскольку я стою прямо перед вами, – начал он холодным и любезным тоном, – было бы куда вежливее спросить об этом меня самого. Уверен, у любого жениха Селии хватило бы ума так и поступить.

Жан-Люк вспыхнул, услышав подобное оскорбление.