Для переселенцев это неписаное правило культурной ассимиляции становилось особенно безжалостной ловушкой. Хотя это правда, что иммигранты всегда могли поселиться где захотят и что римское правительство никогда не закрывало своих границ – даже после всплеска миграции во время дунайского кризиса 370-х гг., – физические характеристики человека («вопрос тела», по выражению епископа) определяли, будут ли его воспринимать как римлянина. После принятия закона Каракаллы достойное обращение с человеком в поздней империи всегда зависело от того, как он одет, как говорит и как себя ведет. Принятие переселенцев во времена Алариха на самом деле совершенно не было связано с терпимостью, отсутствием предубеждений или даже незыблемыми правовыми принципами. В его основе лежало самодовольное чувство римского культурного превосходства. Ничто не гарантировало чужестранцам, что их базовые права будут соблюдаться: в Риме в те времена существовали своды законов и периодически выходили императорские указы, но не было какой-либо формальной проработанной конституции. Если римскому гражданину, находившемуся в самом низу социальной лестницы, не нравилось, как чужеземец выглядит, говорит или ведет себя, то не было никаких способов предотвратить дискриминацию.
Чужестранцы находились во власти этих расовых и этнических структурных предубеждений и сильно из-за них страдали; даже солдаты чувствовали себя ущемленными в повседневных правах. В конце 380-х гг., когда Аларих приближался к совершеннолетнему возрасту, замешанное на ксенофобии происшествие потрясло мир римского спорта и привело к одному из самых громких публичных скандалов той эпохи. В величественном имперском городе Фессалоники, который в IV в. благодаря своему комфортному приморскому расположению стал излюбленной резиденцией императоров, военный чиновник иностранного происхождения по имени Бутерик[30]
арестовал знаменитого местного атлета. Это был популярный в народе колесничий, имя которого не упоминается ни в одном из источников и которого бросили в тюрьму за ненадлежащие выпады, «порочащие честь трактирщика»[31]{129}.Улицы обычно тихого имперского города, где дипломаты прогуливались со своими свитами, а государственные служащие поздравляли друг друга с заключением международных договоров, захлестнуло насилие: неистовые болельщики выплескивали свою ярость по поводу несправедливого, по их мнению, ареста их любимого атлета. Игры и скачки были отложены, пока обвиняемый офицер-чужеземец Бутерик находился под стражей в ожидании суда. Правовое обоснование ареста так и не установили, и Бутерик в конце концов погиб от рук толпы, прежде чем его дело было передано в суд{130}
. Дабы без сантиментов продемонстрировать свою власть, римский император Феодосий собрал толпу из семи тысяч взбунтовавшихся горожан, как утверждает один античный автор, и казнил за нарушение римских законов. Тем не менее многие чужеземцы продолжали перебираться в Рим, чтобы начать новую жизнь, несмотря на ужас, который вызвало публичное убийство Бутерика.«Великое всегда предлагается на волю слушателей»{131}
, – говорили в то время в Риме. Но почему Аларих в конечном итоге выбрал солдатскую жизнь, никому не было ясно. Оттепель, наступившая в отношениях между готами и римскими властями в 390-х гг., помогает объяснить – по крайней мере частично – решение Алариха поступить на военную службу. Вербовщики, вероятно, были впечатлены его мускулами. Можно предположить, что Феодосия восхитил его ум. Чтобы устроить засаду на большой дороге, требовалась немалая хитрость. По правде говоря, стратегия Алариха напоминала предписания римских военных трактатов. «Пусть он [военачальник] устроит засаду, так чтобы этого никто не знал, при переправах через реки, у обрывов крутых гор, в узких проходах лесов, у трудно проходимых дорог через болота»{132}, – объяснял Вегеций в своем военном пособии. Аларих, дерзкий двадцатилетний гот, уже прошел это испытание, руководствуясь инстинктом. Парень явно подавал надежды.Глава 5
Таинство обращения в веру
Когда Аларих начинал проходить основную подготовку, Рим балансировал на грани гражданской войны: эксцентричные религиозные убеждения императора Феодосия и его авторитарное правление толкали общество к пропасти. Но радикализм того времени мог легко ускользнуть от внимания молодого готского солдата. Экономически благополучный, терпимый к другим культурам и в значительной степени независимый мир, которым была Римская империя 390-х гг., практически не проявлял внешних признаков кризиса.