Аларих, король вестготов: Падение Рима глазами варвара

В I в., когда апостолы Иисуса передали своим ученикам первые устные предания о его жизни и распятии, сложилось новое поколение последователей христианства из самых разных социальных и экономических слоев. Собираясь в домах богатых спонсоров и полагаясь на состоятельных покровителей, которые предоставляли им жилье во время странствий, – таких как Присцилла и Аквила, Хлоя и Стефан, известных из писем Павла, – они создали свое разветвленное сообщество. Эти маленькие общины, в которые часто входила лишь небольшая горстка людей, располагались в крупных римских городах, таких как Фессалоники, Филиппы, Коринф и Эфес. Там эти люди, к ужасу более непреклонных последователей учения, таких как Павел, часто собирались вместе со своими согражданами во время языческих праздников, совершали жертвоприношения и устраивали совместные трапезы. Нередко они присягали на верность самым сомнительным древним установкам и ценностям. В нескольких посланиях, приписываемых Павлу, христианским женам было сказано повиноваться своим мужьям, детям – слушать своих родителей, а рабам – подчиняться своим хозяевам, во всех поступках соответствовать общепринятым стандартам патриархата, родительской власти и рабовладельческого строя, господствовавшим в то время{151}.

Ко II в., когда после сожжения Иерусалима в 70 г. н. э. между евреями и римлянами разверзалась непреодолимая пропасть, раннехристианские апологеты следующих поколений стали посещать еще больше разнообразных торжеств – например, чествования умерших римских императоров{152}. «Почитайте императора», – наставляло своих читателей библейское послание апостола Петра[36], и многие христиане так и поступали. К III в. некоторые христиане уже были настолько уверены в своем непоколебимом социальном статусе, что перестраивали дома и апартаменты под просторные храмы для богослужений – и тем самым вносили вклад в создание первых узнаваемых церковных зданий{153}. Богатство, связи и определенная степень продуманного риска привели этих бесстрашных христиан на главные улицы, где они сносили старые здания и строили новые храмы. За пятьдесят лет до того, как Константин и Лициний предоставили приверженцам христианства официальную защиту, признание этой религии уже стало обыденным явлением для многих городов.

В те же годы многие христиане в Риме подвергались бессмысленному и жестокому насилию. Они навсегда запомнили те трудные времена, когда верующие страдали за свои убеждения, когда члены их общины обвинялись в преступлениях, подвергались судебным преследованиям, а иногда и публичным казням. Жестокая дискриминация, порожденная римским невежеством и страхом, превратила многих христиан в героев: друзья и близкие прославляли их за непоколебимое бесстрашие и веру. Гораздо позже истории об этих martyres («свидетелях»), как называли таких мучеников по-гречески, превратились в фантастические легенды об эпохе повсеместных гонений, которым римляне якобы подвергали раннюю церковь. Но в первые 250 лет существования христианства все было иначе: далеко не каждый христианин в Риме сталкивался с угрозой открытого насилия, подвергался физической агрессии и ввязывался в публичные ссоры и противостояния. Многие находили утешение в Священном Писании – в отрывках, которые напоминали им, что нужно сопротивляться миру. «Зажегши свечу, не ставят ее под сосудом, но на подсвечнике, и светит всем в доме»{154}, – учило их Евангелие от Матфея. Другие христиане стремились воплотить в жизнь общепринятые гражданские добродетели, такие как philanthropia, как они выразились бы по-гречески, что означает «человеколюбие». Пользуясь изобразительным языком того времени, языческие художники выражали эту идею в образе заботливого пастыря, несущего овцу на своих плечах. Считалось, что мудрые, благородные, пекущиеся о народном благополучии императоры тоже соответствуют этому идеалу.

Когда в III в. христиане начали использовать этот образ в изображениях на стенах катакомб, гробниц и домов, такой выбор, должно быть, ошеломил упрямых римских традиционалистов – особенно тех, кто привык думать о христианах как об опасных религиозных фанатиках, чьи убеждения в корне противоречат римской цивилизации. Тем не менее с помощью образа «доброго пастыря» и других намеков на популярную культуру христиане исподволь создали собственное понимание Romanitas. Христианские авторы предпочитали умалчивать об этой стороне истории в своих повествованиях о ранней церкви и вместо этого рассказывали о нещадных гонениях, которым подвергалась их вера. Но стоическое самообладание, которое воплотилось в этих и другие патриотических образцах христианской истории, шаг за шагом прокладывало путь к терпимости.