Аларих, король вестготов: Падение Рима глазами варвара

Несмотря на достижения Персии и необычайную экспансионистскую энергию шахов, римские армии регулярно перебрасывались к персидской границе еще во времена Феодосия, а сами римляне часто относились к своим восточным соседям с подозрением и недоверием. Персия долгое время была самым непримиримым врагом Рима, разграбляя города с римскими гарнизонами и доставляя императорам проблемы с 250-х гг. Воспоминания о конфликтах сохранялись и в IV в.: напряженное противостояние мешало Риму наложить руку на богатства далекого Востока. В Риме понимали, что Персия заняла «середину земли»{175} на пути в Азию и Китай, но, поскольку персы не пускали иностранных купцов в свою землю без уплаты высоких пошлин, римлянам пришлось проложить еще более опасный маршрут, через Красное море и Индийский океан. Военная цель императора Юлиана состояла в том, чтобы прорвать персидские заслоны. Он так и не вернулся из того похода.

Солдаты, сражавшиеся под его началом, с трудом преодолевали пустыню. «Липкая грязь и болота»{176} Тигра и Евфрата мешали им двигаться дальше, а их лошадям приходилось не легче, поскольку они часто застревали в грязи. Моральный дух упал. В этих землях готские солдаты, в частности, были свидетелями и участниками некоторых из наиболее дерзких и возмутительных деяний римской армии. Они совершили набег на персидские склады. Безудержное мародерство оставалось незамеченным, а иногда даже поощрялось командирами. Зерно выкрали, погрузили на телеги и перевезли на «корабли для отправки армии». Очаровательный личный зоопарк персидского военачальника, «засаженный всякими деревьями, где обитало множество диких зверей», превратился в римский тир, в котором его ценную коллекцию животных – весьма вероятно, «львов с волнистыми гривами, косматых кабанов, страшно свирепых медведей, каковы они вообще в Персии»{177}, – перебили без разбора.

Тем не менее, даже несмотря на эти периодические всплески жестокости, жадности и распущенности, солдаты получили ценный опыт командной работы, стратегического планирования и творческого решения проблем, что дополнило их более прикладные навыки владения мечом и щитом. Они научились сооружать строительные леса для переброски войск через городские стены{178}, поняли, как войти в укрепленный город, прокладывая туннели под ним, и изобрели методы, позволяющие вывести из строя городские ворота, расплавив их железные заклепки. Готы возвращались домой с историями, не менее фантастичными, чем сказки: например, о том, как они вырыли проход под кухней персидской женщины и напугали ее, когда она готовила еду. Многие солдаты из числа переселенцев познакомились в те годы с людьми непревзойденной доблести и авторитета, в том числе – с одним из своих военачальников по имени Гормизд.

Ормизд[43], как его называли в юные годы в Персии, также пересек реку, покинул родную страну и поселился в Римской империи. Выходец из влиятельной персидской семьи, он был на поколение старше большинства своих солдат и достиг совершеннолетия во время случившегося в Персии переворота. Люди, которые пытались свергнуть шаха, схватили его и заключили в тюрьму. В ужасе от мысли, что ее супруг до конца жизни останется в заключении, жена Ормизда задумала освободить его{179}, спрятав тонкую металлическую пилку внутри рыбы, которую она отправила в тюрьму в качестве подарка для мужа. Ормизд, обнаружив инструмент, освободился от цепей и сбежал, а затем добрался до соседней Армении. Оттуда на верблюде он попал в Константинополь, где снискал расположение семьи императора Константина. Он изменил имя, использовав греческое написание Hormisdas (Гормизд), – возможно, для того, чтобы скрыть иностранное происхождение, – и погрузился в мир бань, рынков и празднеств. К 360-м гг. военачальник Гормизд вернулся в Персию в роли командующего римской кавалерией.

Многие готы участвовали в сражениях под его предводительством и были на стороне Гормизда, когда местные персы презрительно бросали ему в лицо: «Предатель!»{180} Свирепость, с которой иранцы упрекали земляка, носившего плащ римского полководца, должно быть, потрясла готов, если к тому моменту они не испытали такой культурный шок на собственном опыте. Переселенец, успешно сражавшийся на стороне римлян, никогда не смог бы благополучно вернуться домой и чувствовать себя в безопасности.