Аларих, король вестготов: Падение Рима глазами варвара

К чести солдат Евгения, битва на реке Фригид вошла в историю как кровавое и затяжное сражение. Римские авторы, которые ее описывали, – никто из них не был непосредственным свидетелем события – подсчитали, что она продолжалась около двух суток. Но как бы долго она ни длилась, к 6 сентября 394 г.{182} Феодосий полностью подавил сопротивление противника. В этой битве пали десять тысяч готских солдат{183}: император принял холодное тактическое решение сокрушить первые ряды вражеской армии, пожертвовав огромным количеством своих готских бойцов-федератов. Аларих был среди немногих, кто выжил. Когда весть о поражении Евгения достигла городов, окрыленные пропагандисты бросились убеждать своих последователей-христиан, что их победоносный император обязан своим триумфом чуду, ниспосланному небесами. Как утверждал один епископ, ураганный ветер неожиданно пронесся над долиной, подхватив вражеские стрелы и швырнув их обратно в лица солдат противника. Так Бог показал, что находится на стороне Феодосия в борьбе с коалицией языческих и христианских сил, восставших против императорской власти.

При желании христиане могли поверить этой пропаганде, но реальные причины гражданской войны были более приземленными, а ее воздействие на общество – более отрезвляющим. Войско Евгения уступало силам противника по численности, проиграло стратегически и тактически в тот момент, когда он осторожно взял на себя лидерскую роль, и, кроме того, Феодосий оказался более успешным военачальником. К концу дня полководец Евгения, переселенец из франков Арбогаст, бросил своих людей, пустился в бега и впоследствии покончил с собой. Евгений, духовный лидер и символ последней надежды на сопротивление, лежал в долине реки обезглавленный. Феодосий насадил его голову на пику и объехал с ней итальянские города{184}.

Древние считали, что утро после чьей-то смерти – подходящее время «взглянуть за туманную завесу»{185} и поразмышлять. И утро 7 сентября 394 г. в этом отношении не стало исключением.

Все воины ищут славы и победы. В древности после битвы посланники доставляли в крупные города отчеты о победах – это был старинный жанр, называемый epinikia. Новостями делились в театрах, на открытых форумах и на стадионах. Во времена Феодосия подробности недавней битвы иногда демонстрировали публике в виде изображений, установленных на ипподроме{186}. Победа стала патриотическим идеалом; на латыни ее называли Виктория, а на греческом – Ника. Императоры добавляли эпитет «Виктор» к своим подписям{187}. Богиню изображали везде, где только можно: на чашах для пиров, столовой посуде, льняных занавесках, шерстяной одежде, шкатулках из слоновой кости, табличках для письма, мозаиках, арках, колоннах и конных статуях. А побежденных обычно запечатлевали поверженными наземь и умоляющими о пощаде; сверху их попирала выпуклая и мускулистая нога полководца.

Император-победитель выглядел эффектно и стильно. Мода была любимой формой самовыражения торжествующего цезаря, и этот победный лоск стал образцом излишеств в эпоху гораздо более простых вкусов. Император был одет в красные кожаные туфли, золотую мантию, богатый пурпурный плащ, наброшенный на плечи, с позолоченными цепями и блестящими брошками. Победители благодарили Бога за его благосклонность и молили о дальнейших успехах. Даже после эпохи Феодосия многие обращались к христианским смыслам, чтобы воодушевить свои войска: «Многочисленность [врагов] да не смущает вас, братья, – прозвучало в VII в. – Если Бог пожелает, то один прогонит тысячи»{188}.

Феодосий разгромил коалицию Евгения в уникальный период римской истории, когда папство только зарождалось, а быстро растущая глобальная религия христианского мира, распространившись до Персии, Африки и Центральной Азии, еще не имела единого лидера. Церковь и государство в те годы постоянно соперничали за власть, и именно римские политики, а не церковники имели право определять христианскую идентичность, вероучительные нормы и допустимые темы. Кровавый триумф Феодосия позволил его версии христианства, сформировавшейся вокруг Никейского собора, с самодовольством победителя уверенно распространяться по территории римской Европы, Ближнего Востока и Африки.