Аларих, король вестготов: Падение Рима глазами варвара

Радикальные христиане, чувствуя, что ветер политики дует в их сторону, следующие несколько лет тратили огромные силы и средства, чтобы изменить облик империи. Внешний вид древних городов стал меняться, в некоторых местах – весьма резко и радикально. Художники-язычники, нуждавшиеся в работе, стремились получить заказы у этого могущественного класса культурных карьеристов, которые внезапно стали арбитрами вкусов и стиля. В последующие десятилетия опытные архитекторы старались произвести на них хорошее впечатление и сотрудничать с финансистами-христианами: они перестраивали центры средиземноморских городов, возводили все больше церквей и тем самым исполняли желание своих покровителей внедрить христианскую символику во все аспекты повседневной жизни. Ремесленники изображали библейские сюжеты на керамических лампах и посуде, а также использовали золотую мозаику, чтобы оживить стены церквей, посвященных Марии, апостолам и многочисленным мученикам. В VI в. римские инженеры, спроектировавшие величественные купола церкви Святой Софии в Константинополе, могли быть уверены, что их творение превзошло по великолепию римский Пантеон. В этой новой, основанной на вере версии классического общества оставалось лишь немного места для светских ремесел. Люди умеренных взглядов адаптировались к новым реалиям.

После победы императора при Фригиде любому жителю империи для сохранения статуса полноправного римского гражданина фактически было необходимо стать христианином. Когда христианство получило статус государственной религии, возникла потребность в новых общественных постройках, называемых баптистериями, где язычники могли обратиться в новую веру, пройдя через крещение водой, как того требовал церковный закон: эта практика очищения и инициации уже давно была позаимствована из иудейской ритуальной традиции. Здания, которые для этого подходили, в классическом мире языческих храмов и святынь встречались довольно редко, но вскоре они превратились в богато украшенные общественные постройки, обычно примыкавшие к городской церкви. Более причудливые сооружения, включая храмы в Равенне и Риме с толстыми стенами из кирпича, украшенные цветным мрамором и сложной мозаикой, не показались бы неуместными даже в гораздо более позднюю эпоху – например, во Флоренции периода Возрождения. Самодовольные епископы любили собирать на них деньги: каждый город стремился превзойти другие своим великолепием, каждая постройка втайне хвасталась богатством своей общины.

Аларих в те дни, возможно, не понимал всех последствий победы Феодосия у реки Фригид, но он определенно был подавлен и испытывал сожаление. Если бы не та встреча с шедшим мимо караваном тремя годами ранее, искатель приключений с болот, вероятно, никогда бы не стал римским солдатом. И если бы он не присоединился к армии Феодосия и не продвинулся по служебной лестнице, то не оказался бы здесь, в долине реки Фригид, где в тишине после битвы пересчитывал и оплакивал своих братьев по оружию. Он легко мог бы числиться среди мертвых сам. На самом деле готам было над чем поразмыслить. Через несколько лет после того памятного сражения римляне станут заявлять, что гибель готских солдат в тот день обернулась «выгодой» для Рима, что любые несчастья, которые обрушиваются на готов, римлянам только на пользу{189}.

В ближайшие недели нужно было похоронить павших солдат обеих армий. По словам римлян, похороны мертвых «укрепляют моральный дух живых»{190}. Но даже ритуалы не помогли многим семьям и родственникам преодолеть непреходящее чувство горя. Дочери и сыновья ждали своих ушедших в поход отцов. Жены молились, чтобы мужья вернулись. Стареющие родители надеялись снова встретить своих подросших сыновей, но многие из них больше не увидели свой дом. Говорили, что весть о смерти солдата всегда поражала как молния{191}.

Хотя в римской армии раненый нередко мог протянуть достаточно долго и скончаться в окружении своих близких, после битвы на реке Фригид, вероятно, так повезло лишь немногим. Во время одной из прежних войн жена некоего солдата ухаживала за ним в последние часы его жизни – он даже успел объяснить ей, как защитить свою собственность от воров, которые часто охотились на вдов; в отличие от многих других пар, они расстались с поцелуем. В 394 г. солдаты находили утешение разве что в воспоминаниях о своих возлюбленных. Как сказал один богослов, помня об ужасах войны:

Сила любви такова, что она объемлет, совокупляет и соединяет не только тех, которые находятся при нас или близко к нам и которых мы видим, но и тех, которые удалены от нас; ни продолжительность времени, ни дальность расстояния и ничто другое подобное не может прервать и прекратить душевную дружбу.