Александр Блок в воспоминаниях современиков

А. А. слишком быстро посмотрел на самого себя со сто­

роны оком прохожего варвара, литературного собрата

по перу и вследствие ряда несчастных стечений обстоя­

тельств в его личной, литературной и моральной биогра­

фии незаслуженно осудил в себе темы этого времени в

драме-пародии «Балаганчик», бьющей мимо его же собст­

венных писем ко мне эпохи 1903 года. Всматриваясь, я

до сих пор, с риском впасть в полемику, отстаиваю

А. А. 1901—1903 годов от А. А. 1907—1908 годов.

Б этих письмах и в последующих встречах в Шахма­

тове 34, в разговорах, в которых принимали участие

А. А. Блок, его мать, жена, С. М. Соловьев, я и

А. С. Петровский, гостивший со мной у Блока в 1904 го­

ду, мы все время осторожно нащупывали основную, так

сказать, музыкальную тему новой культуры, лик, имярек

этой культуры, то в литературных аналогиях, то в рели­

гиозно-догматических разрезах, то в терминах философии,

то в смутных образах мистических, целинных, полусозна­

тельных переживаний. Наши разговоры, жаргон и сло­

вечки требуют такого же комментария, как и жаргон

бесконечных гегелевских разговоров кружка Станкевича,

где неистовый Виссарион, переживавший в имении Ба­

куниных ряд чрезвычайных моральных переживаний, по­

свящался неукротимым Мишелем Бакуниным в ритуалы

фихтевской философии (а впоследствии им же был по­

священ в ритуалы и гегелевской философии), и, подобно

тому как отвлеченнейшие проблемы гегельянизма тогдаш­

ней молодежью протаскивались в самые интимные угол­

ки того времени, так что Мишель Бакунин измерял

и взвешивал сердечные отношения своих друзей с геге­

левской точки зрения и даже корректировал их гегельян­

ски, непроизвольно просовывая свой нос в романы дру­

з е й , — так и мы с А. А. Блоком стремились подойти сразу

ко всем проблемам жизни, литературы и мысли с точки

зрения нового пути жизни, философию, этику и социоло­

гию которого следовало бы еще написать (она пишется,

быть может, еще в десятилетиях XX века всей тяготою

испытаний этого века). Положение бакунинского кружка

было проще: он имел Гегеля позади себя, нами чаемый

Гегель был впереди н а с , — его мы должны были создать,

потому что Вл. Соловьев был для нас лишь звуком, при-

218

зывающим к отчаливанию от берегов старого мира. Ха­

рактерно, что в скором времени московский кружок сим­

волистов провозгласил себя «аргонавтами», т. е. сообщест­

вом, имеющим целью отыскивать Золотое руно.

Из переписки А. А. со мной в конце 1903 года уже

явно звучит разность подхода к темам Прекрасной Да­

мы — нашего «Золотого руна» или «действительности»

Гегеля. В то время как я системою вопросов стараюсь

создать многообразные грани подхода к пониманию тем,

связанных с Прекрасной Дамою, т. е. дать этой теме

формально гносеологическое обоснование извне и оста­

вить Ее безымянной музыкой в ее внутреннем ядре,

А. А. Блок, уже упрекавший меня в музыкальном рас­

пылении тем новой культуры, моему идеалистическому

обоснованию символа противополагает реалистическое,

в котором метафизическая оправа соловьевского учения

о Софии звучит как новый религиозный догмат, а жизнен­

ное ядро оказывается в сфере уже воплощенного символа:

«будут страшны, будут несказанны неземные маски

лиц» 35. В этом отношении характерно одно из писем

А. А., рисующее его как максималиста-догматика, стараю­

щегося очертить образ Той, имя которой он пишет с боль­

шой буквы 36. <...>

Это письмо я считаю типичным для понимания тех

вопросов, которые нас связывали с А. А. и которые

требуют бесконечного углубления. Пусть прочтут эти

п и с ь м а , — посмеются над ними, в ком есть сила смеяться,

но думаю, что и задумаются. В этом письме характерно

обилие словечек и наличность того жаргона, который был

для нас в отошедшие годы «нашим» жаргоном, где сло­

ва фиксировали трудные, не поддающиеся часто логиче­

скому объяснению моменты переживаний и моменты

восприятий веяний, которые мы относили к Ней.

Прекрасная Дама, по А. А., меняет свое земное ото­

б р а ж е н и е , — и встает вопрос, подобный т о м у , — как Папа

является живым продолжением апостола Петра, так

может оказаться, что среди женщин, в которых зеркаль­

но отражается новая богиня Соловьева, может ока­

заться Единственая, Одна, которая и будет естественно

тем, чем Папа является для правоверных католиков. Если

Папа есть наместник Христов Второго Завета, то Она

может оказаться среди нас как естественное отображение

Софии, как Пана своего рода (или «мама») Третьего

219

Завета. Разумеется, что ничего подобного в письмах

А. А. Блока ко мне нет, но весь стиль их, весь подход

к проблеме таков, что они волят к такому выводу. Этого

вывода я боюсь и оказываюсь в нашей переписке того

времени своего рода меньшевиком-минималистом. Думаю,

что близкие отношения А. А. Блока к С. М. Соловьеву,

очень склонному в то время к такого рода догматизиро­

ванию тем нашего веяния, способствовали и укореняли

в нем этот максимализм. Это и был период сближения

А. А. Блока с С. М. Соловьевым, тогда поливановцем 37,

гимназистом седьмого класса, только что перенесшим

потерю отца и матери. Все, что я слышал от С. М. Со­

ловьева за это время об А. А., дышало какой-то особой