Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 1

ние, что это, пожалуй, маловато для трагедии, Блок стал

уверять, что ничего другого у него нет в душе, но что

«заря и аист» вполне достаточны для пьесы. Однако из

этого «аиста» ничего не вышло.

Верленовские nuances * не исключали в Блоке любви

к точности. Только блоковская точность была иного по-

* Нюансы ( фр. ) .

362

рядка, чем точность внешних и трезвых душ. Правда,

Блок не достигал «математического символизма» Эдгара

По, однако в его поэзии, особенно в эпоху «Ночных ча­

сов», стали преобладать ямбы — кристаллы прозрачной

ясности и строгой чеканки.

Но Блок никогда не был способен к прочным и твер­

до очерченным идейным настроениям. «Геометризм»,

свойственный в значительной мере Вл. Соловьеву, был

совершенно чужд Блоку. Поэт любил не самого Соловье­

ва, а миф о нем, а если и любил его самого, то в не­

которых его стихах, и в его письмах, и даже в его ка­

ламбурах и шутливой пьесе «Белая лилия». Едва ли

Блок удосужился когда-либо прочесть до конца «Оправ­

дание добра». Блок не хотел и теократии: ему надобен

был мятеж. Но чем мятежнее и мучительнее была внут­

ренняя жизнь Блока, тем настойчивее старался он устро­

ить свой дом уютно и благообразно. У Блока было две

жизни — бытовая, домашняя, тихая и другая — без-

бытная, уличная, хмельная. В доме у Блока был поря­

док, размеренность и внешнее благополучие. Правда,

благополучия подлинного и здесь не было, но он доро­

жил его видимостью. Под маскою корректности и педан­

тизма таился страшный незнакомец — хаос 21.

В прекрасных анапестах стихотворения «К Музе»,

написанных уже в 1912 году, Блок сам еще раз подво­

дит итоги своей жизненной судьбы. Кто была его Муза?

Зла, добра ли? — Ты вся — не отсюда.

Мудрено про тебя говорят:

Для иных ты и Муза, и чудо,

Для меня ты — мученье и ад.

Недавно я перечитал его «Розу и Крест». Это — одна

из немногих попыток Блока выйти из магического кру­

га иронии и отрицания. В жертве Бертрана поэт меч­

тал найти наконец оправдание и смысл нашей жизни.

Но, должно быть, не положительное утверждение бы­

тия, а его переоценка до конца свойственны были хмель­

ному сердцу поэта,

И была роковая отрада

В попираньи заветных святынь,

И безумная сердцу услада —

Эта горькая страсть, как полынь.

Июль 1924

363

ВЛ. ПЯСТ

1

ВОСПОМИНАНИЯ О БЛОКЕ

Январь 1905 года. Я, «первокурсник», отнесший не­

сколько своих стихотворений в «Новый путь», попадаю

нежданно-негаданно в литературный круг. В воскресенье

днем собираются у Мережковских. М н о г и е , — поэты, ху­

дожники, философы. Несколько студентов в том числе.

Один из них — высокий в своем прекрасно сшитом сюр­

туке, стройный, как Аполлон, и лицом вызывающий

мысль об этом боге.

Это Блок. Я, обожающий его стихи уже год, с перво­

го «новопутейского» цикла, представлял себе поэта

(этого... «поэта всех времен и н а р о д о в » , — несется мысль

моя) совсем иным. Нежным, мягким и юным, как апрель­

ский пух на деревах. Непременно белокурым и болезнен­

ным.

У него глубокий — «природой поставленный» — голос.

Смелость, благородство и вместе мягкость — рыцарство —

в каждом проявлении.

Разговор заходит об отсутствующем поэте. «Как он

мелко плавает! Какая банальность это последнее, что он

напечатал:

О, Елена, Елена, Елена!..» —

произносит свой суд лицо, очень влиятельное, очень

большим правом на приговоры в этой области обладаю­

щее. Очень ценимое Блоком, много в его внутреннем

мире значащее 1.

364

Но Блок — один он — сейчас же вступается. Напере­

кор всей, одобряющей суждение, аудитории. Говорит

звучно и прямо:

— «Но там у него дальше:

Ты и жизнь, ты и смерть кораблей.

И потом уже идет хорошо» 2.

Такова была моя первая встреча с Блоком.

Прошел 1905 года октябрь. Меня застает больным

первое письмо Блока ко мне с приглашением к нему. Ли­

цо, много значившее для нас обоих, считало очень нужным,

чтобы мы познакомились ближе. Я не попадаю в назна­

ченный день к нему. Кроме меня, у него должен был быть

в тот день (в декабре 1917 года зверски убитый) поэт

Леонид Семенов (истинный создатель «гипердактилей» в

поэзии * ) .

Меня, вместе с лихорадкой от инфлуэнцы, колотит

лихорадочное желание скорее увидеть Блока у него, в

«его атмосфере», которая уже издали кажется мне вол­

шебной. Не знаю я никаких терминов, не знаю, что та­

кое «астрал»; даже про гипнотизм считаю, что фактич­

ность его наукою не признается. Я на математическом

факультете и приспособляю свой образ мыслей к среде,

с которою сталкиваюсь за ежедневной работой. Но, по­

мимо моей воли и разума, «то» — «Тайна», «заветное»,

«непомерное», «беззакатное» — овладевает мною. Оно так

и исходит от него, от Блока, из его стихов, из него как

человека, про которого его с в е р с т н и к , — тоже, но совсем

по-иному, весь насыщенный « т е м » , — говорит как-то при

мне:

«Это у него от гипнотизма».

Едва становится мне лучше, без всякого предупреж­

дения хозяина я мчусь к нему в гости. Простукиваю па­

лочкой Литейный (и эта деталь в нашем знакомстве не

несущественна. Столько странствуем мы впоследствии

вместе по городу и за городом! Журнал, который мы за­

теваем в 1911 году вместе, Блок предлагает назвать