Читаем Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 1 полностью

Незнание Блоком Христа, ни в его божественном, ни

в человеческом образе, продолжалось и через двенадцать

лет, когда он писал свои «Двенадцать», и Христос, по его

признанию, вошел в поэму помимо его сознания и во-

370

ли 7, и не в том образе, про который язычник Пилат

сказал бы: «Ессе Homo» *.

Предсказанный Блоком в разговоре миг, когда «друг

про друга чувствуют, кто он, откуда, какого духа, кому

служит», он был между нами впоследствии, — впервые в

1906 году, когда мы были далеко друг от друга.

Психологический, почти психиатрический уклон на­

шего разговора не был обычным в беседах Блока. Помню,

однажды у А. А. Кондратьева, о котором будет гово­

риться, с Блоком встретился его гимназический репе­

титор, педагог и писатель особого пошиба (впоследствии

основатель специфической гимназии) Вяч. М. Грибовский.

После многих разговоров этот последний спросил у свое­

го бывшего ученика, как бы невзначай: «Не было ли у

вас галлюцинаций?»

Блок твердо и очень сухо ответил: «Нет».

Экстазы — явление совершенно другого порядка, чем

галлюцинаторная деятельность больного мозга. Больным

душевно Блок не был до последних своих дней.

В середине ноября, придя к Блоку, по условию, один,

я застал его дома. Провели вечер в присутствии жены его

матери и, некоторое время, вотчима 8. Небольшая комна¬

та дышала каким-то рабочим уютом. На письменном сто­

ле лежал раскрытый том Байрона и — на писчей бума­

ге — только что сделанный Блоком по заказу перевод

байроновских стихов «Аннслейские холмы». Б ольшую

часть этого вечера провели в том, что я, только однаж­

ды до того «напечатавшийся», читал свои стихи; Блок

делал замечания. Одно стихотворение — «Ночь блед­

неет знакомой кудесницею...» 9 — ему довольно понра­

вилось.

С обитателями квартиры так гармонировали сцены из

рыцарской жизни, на прозрачной цветной бумаге, кото­

рыми были оклеены нижние стекла высоких окон.

В следующее посещение Блока я застал у него длин¬

ного, большеносого, длинноволосого, хитроглазого сту­

дента. Студента этого я сразу узнал: это он произносил

ранней осенью такую — и образную, и вместе развязную

и вместе — sit venia verbo ** — ужасно плоскую речь на

* Се Человек ( лат. ) .

** Да будет позволено сказать ( лат. ).

371

выборах «старост». Так он знаком с Блоком! Так он

поэт! Вот как!

Да, и поэт очень, очень талантливый. Блок первый, и

еще поэт А. А. Кондратьев (о котором, кстати, столько

времени никаких вестей) восхищаются свежестью, ори­

гинальностью, подлинностью чутья древности (доистори­

ческой) и другими качествами поэзии Сергея Городец­

кого. Яркость «Яри» через несколько месяцев, помните,

кинулась в глаза всем!

Четверо мы — инициатива живчика Городецкого —

задумываем кружок, общество молодого искусства. Горо­

децкий привлекает к нему своих друзей и товарищей

(между прочим, поэтов В. А. Юнгера и Н. В. Недоброво,

обоих ныне — более трех лет — покойных, а также своего

младшего брата, талантливого художника — одного из

первых футуристов, А. М. Городецкого, безвременно скон­

чавшегося еще до войны). От Блока в этот круг вхо­

дит друг его, член религиозно-философских собраний,

впоследствии же — Религиозно-философского общества,

Евг. П. Иванов. Когда приезжает Андрей Белый, он не­

изменно посещает собрания кружка (два — у Блока).

Бывает художница Т. Н. Гиппиус. Также поэт Яков Го­

дин (ныне крестьянин). Затем мой университетский то­

варищ П. П. Потемкин, только что меняющий замыслен-

ную карьеру психиатра на противоположную ей (по его

же тогдашнему мнению) карьеру поэта-декадента.

П. П. Потемкин собирался пройти естественный фа­

культет университета, затем поступить на третий курс

медицинской академии, а окончив ее, ехать за границу

для ознакомления с психиатрическими новейшими мето­

дами, имея в виду научно доказать, что произведения

клинических душевнобольных по существу ничем не

отличаются от декадентских и символических стихотворе­

ний. «Pia desideria» * многих скептических умов, начи­

ная с Макса Нордау, применительно к каждому зачинаю­

щемуся направлению в искусстве. Но и теперь существу­

ют ученые и полуученые люди, которые с пресерьезным

видом цитируют соловьевские «горизонты вертикаль­

ные» 10, когда разговор заходит о современной поэзии,

в блаженной инерции своего мышления не соображая

того, что часть таких соловьевских современников убеле­

на сединами, другая же мирно покоится в могилах. Пре-

* Благие пожелания ( лат. ) .

372

бывание П. П. Потемкина в нашем обществе имело след­

ствием отказ его от всех своих взглядов в этом направ­

лении, так как он сам вскоре соблазнился на стихопи­

сание.

Кроме перечисленных, кружок посещали два пианиста

(Мерович и П. Мосолов), брат последнего, Б. С. Мосо­

лов, и еще два-три любителя искусства.

О собраниях этого кружка, длившихся до весны, ко­

гда Блок начал усиленно готовиться к государственным

экзаменам, подробно рассказывать не буду, так как эта

завело бы меня далеко от темы. Скажу, что мне всегда

бывало как-то жаль видеть Блока и Белого, отдающих

свою «несказанность» этому, как я определял, «салону».

Хорошо про них как-то впоследствии выразился в одной

статье Д. В. Философов: «Солнечные юноши, самому

Перейти на страницу:

Все книги серии Серия литературных мемуаров

Ставка — жизнь.  Владимир Маяковский и его круг.
Ставка — жизнь. Владимир Маяковский и его круг.

Ни один писатель не был столь неразрывно связан с русской революцией, как Владимир Маяковский. В борьбе за новое общество принимало участие целое поколение людей, выросших на всепоглощающей идее революции. К этому поколению принадлежали Лили и Осип Брик. Невозможно говорить о Маяковском, не говоря о них, и наоборот. В 20-е годы союз Брики — Маяковский стал воплощением политического и эстетического авангарда — и новой авангардистской морали. Маяковский был первом поэтом революции, Осип — одним из ведущих идеологов в сфере культуры, а Лили с ее эмансипированными взглядами на любовь — символом современной женщины.Книга Б. Янгфельдта рассказывает не только об этом овеянном легендами любовном и дружеском союзе, но и о других людях, окружавших Маяковского, чьи судьбы были неразрывно связаны с той героической и трагической эпохой. Она рассказывает о водовороте политических, литературных и личных страстей, который для многих из них оказался гибельным. В книге, проиллюстрированной большим количеством редких фотографий, использованы не известные до сих пор документы из личного архива Л. Ю. Брик и архива британской госбезопасности.

Бенгт Янгфельдт

Биографии и Мемуары / Публицистика / Языкознание / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии»Первая книга проекта «Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917–1941 гг.» была посвящена довоенному периоду. Настоящая книга является второй в упомянутом проекте и охватывает период жизни и деятельности Л.П, Берия с 22.06.1941 г. по 26.06.1953 г.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии