Александр Блок в воспоминаниях современников

Городецкого на «Ночные часы» 9. Мне казалось, что ре­

цензия эта слишком элементарно выпрямляет путь Бло­

ка: мысль ее была, что образ «Прекрасной Дамы», обер­

нувшись на время «Незнакомкой», теперь сливается с об­

разом России. Но Блок отнесся иначе. «Хорошо уже

т о , — сказал о н , — что об этом можно говорить популярно».

Вскоре после этого появилась моя рецензия на

«Ночные часы» — в «Новой жизни» 10. Блок прочел ее

27 ноября, о чем записано в его дневнике, но я получил

номер журнала позже. Увидев рецензию в печати, я был

в отчаянии. Все, что было написано о книге по существу,

как об этапе творческого пути Блока, было выброшено,

остались только замечания о стиле, иногда совсем мел­

кие. Я написал Блоку письмо, посетовав на все, что про­

изошло, и, приложив самую рецензию, написал, что на­

деюсь все же высказаться о поэзии Блока по существу

80

в статье, работу над которой хочу начать, как только

закончится начатое мусагетовское собрание. Блок ответил

мне таким письмом:

Дорогой Василий Васильевич.

Благодарю Вас за рецензию, которую, впрочем, читал

в журнале; мне были ценны отдельные замечания, но они

действительно отрывочны, и я очень рад, что в этом ви­

новаты не Вы, а редактор; тем более хочу узнать

статью, но совсем не знаю, когда выйдут книги; я Вам

их все с удовольствием подарю — от первой, если ее у

Вас нет, и до третьей, куда войдут и «Ночные часы».

Ваш Ал. Блок.

14 XII

Издание закончилось через год; Блок не забыл своего

обещания и прислал мне все три тома с надписью: «Ва­

силию Гиппиусу с приветом».

Осенью 1912 года я два раза был у Блока — 29 авгу­

ста и 14 октября, о чем записано в его дневнике. Обе эти

встречи начинались одинаково — и одинаково случайно.

Одни из моих друзей жил в том самом доме на Офицер­

ской, где жила мать Блока. Встретившись с Блоком

у подъезда, я, продолжая разговор, проводил его до его

дома — на той же Офицерской, и Блок пригласил меня

зайти; то же было и в следующий раз; сам я не решил­

ся бы «вторгнуться» к Блоку.

Многое, к сожалению, забылось, а записать тогда —

не приходило в голову.

В первый, кажется, раз Блок рассказывал о своем

путешествии по Европе, и, между прочим, об Амстердаме,

заметив, что слова Бальмонта «О, тихий Амстердам!»

никак не соответствуют действительному впечатлению.

Во второй раз зашла между прочим речь о том, как лю­

ди теряют себя, растрачиваясь на мелочи, на случайные

дела и встречи. Я заметил, что это может начаться с за­

конной потребности в новых впечатлениях. Блок улыб­

нулся: «Да. А впечатления всегда бывают вот какие».

Он выдвинул ящик стола, вынул из него четвертку бу­

маги и протянул мне. Я прочитал:

Ночь, улица, фонарь, аптека,

Бессмысленный и тусклый свет.

Живи еще хоть четверть века —

Все будет так. Исхода нет.

81

Умрешь — начнешь опять сначала.

И повторится все, как встарь:

Ночь, ледяная рябь канала,

Аптека, улица, фонарь.

Это всем теперь известное восьмистишие имеет дату

10 октября 1912 года; разговор был 14 октября. Стихо­

творение поразило меня своей мрачной иронией. Замеча­

тельным поэтическим достижением показалась сразу эта

«аптека», только на первый взгляд случайная в ряду

ночи, улицы и фонаря. Я сказал это Блоку и полушутя

добавил, что буду тем более помнить эти стихи, что

и около нашего дома есть аптека. Но Блок как-то очень

серьезно сказал: «Около каждого дома есть аптека».

Блок сказал тогда же, что пишет драму из эпохи

средневековья. В подробности он не входил, и я не рас­

спрашивал, хотя, конечно, был заинтригован очень. Он

спросил меня, не могу ли я помочь ему перевести одно

место из старофранцузского лечебника — место, нужное

ему для работы. Я взялся это сделать, хотя бы с чьей-

нибудь помощью, и сделал — с помощью Д. К. Петрова.

В ответ на посланный перевод я получил тотчас же

(16 октября) открытку от Блока:

Дорогой Василий Васильевич, спасибо Вам, мне все,

что Вы перевели, нужно.

Ваш Ал. Блок.

Я узнал потом знакомое место в реплике доктора

в «Розе и Кресте»: «Ваша милость, супруга ваша под­

вержена меланхолии, которая холодна, суха и горька.

Царство меланхолии длится от августовских до февраль­

ских ид...»

Осенью 1913 года я снова попал к Блоку — кажется,

так же, как в оба предыдущие раза. Блок говорил

на этот раз много и даже как-то взволнованно. Он гово­

рил о всеобщем равнодушии. «Разве можно, например,

относиться спокойно к тому, что царь пьет?» Говорил

об одном, недавно выступившем поэте и читал места из

его писем. «Ведь вот иногда в нем что-то словно ангель­

ское, а иногда это просто хитрый мужичонка» 11. Зашел

разговор и об Игоре Северянине, к которому я относил­

ся тогда очень резко неприязненно (как к п о э т у , — лично

я его не знал). Но Блок оценивал его иначе: ведь за не­

сколько месяцев до того он записал в дневник: «Я пре­

уменьшал его... это настоящий, свежий, детский та-

82

лант» 12. И он указал мне на стихи, которые считал

лучшими. Разве это не хорошо: «Она кусает платок,

бледнея»? Ну, а если это принять, то нужно принять и

все остальное, даже «демимонденка — и лесофея». Я за­

метил, что строчка «Когда ей сердце мечты отр опили»

двусмысленна, не ясно даже, от какого корня изобретен­