Александр Блок в воспоминаниях современников

ное им слово «отропили» — от троп ы или от тр опа. «Ко­

нечно, от т р о п а , — сказал Б л о к . — Тр опы и фигуры». Он

прибавил усмехаясь: «Мне тоже долго не нравился Се­

верянин. Но как-то раз я был очень пьян и, вернувшись

домой, стал его читать. Тогда я сразу его понял». Я ска­

зал, что признаю, конечно, талант Северянина, но что

меня отталкивает его мещанская сущность. Блок вдруг

как-то особенно оживился: «Вот, вот — это и есть то,

что я больше всего люблю. Мещанское житье» (я пом­

нил, конечно, что так назывался цикл в «Земле в сне­

гу»). «Вот, я часто хожу гулять по окраинам. Там бы­

вают лавки, где продается все, что угодно: тут и от­

крытки с красавицами, тут и соски. И кажется, что все

это действительно нужно. Пока жених — нужна открыт­

ка; женится, пойдут дети — нужна соска» 13. Было ясно,

что Блок переосмыслял этого поэта в свете своих, совсем

инородных настроений.

В начале декабря 1913 года один товарищ по «Цеху

поэтов» пришел ко мне и стал звать на «вечер новой

поэзии» (не помню уже, в каком помещении происходив­

ший), где будто бы нам обоим необходимо было не

только быть, но и выступить. Мы отправились. Там ока­

зался и Блок. Он читал на этом вечере три стихотворе­

ния: «О доблестях, о подвигах, о славе», «На железной

дороге» и «В ресторане». В кулуарах Блок рассказывал

о совсем недавнем «вечере футуристов» — это было пред­

ставление трагедии «Владимир Маяковский» и «Победы

над солнцем» Крученых 14. Слушали трое или четверо;

среди них был, кажется, С. М. Городецкий. На вечере

футуристов никто из слушавших не был, и было любо­

пытно, что скажет о футуристах Блок. Блок сказал:

«Есть из них один замечательный: Маяковский». Это бы­

ло неожиданно уже потому, что о футуристах принято

было говорить огулом, не задумываясь над индивидуаль­

ными различиями. На вопрос, что же замечательного на­

ходит он в Маяковском, Блок ответил с обычным лако­

низмом и меткостью — одним только словом: «Демокра­

тизм».

83

В январе 1914 года я неожиданно получил от Блока

такое письмо:

18 января

Дорогой Василий Васильевич, боюсь, что письмо не

дойдет — адрес прошлогодний, потому только прошу

Вас, позвоните мне завтра, часов в 12, в 1 час, мне надо

Вам сообщить много.

Ваш Ал. Блок.

Оказалось, что Блок заинтересовался моим переводом

«Кота в сапогах» Тика и, еще не зная самого перевода,

стал рассказывать о пьесе в театральных кругах. Воз­

никла мысль о постановке пьесы, которая и вчуже со­

блазняла «романтической иронией», подчеркнутой теат­

ральностью. (Постановка эта не состоялась.) Понятен,

конечно, интерес к Тику автора «Балаганчика», который

сам в предисловии к «Лирическим драмам» признал свою

близость к теории «романтической иронии».

Блок организовал чтение моего перевода и сам был

на нем. Он много смеялся и остался особенно доволен

характером кота у Тика. Это внимание именно к харак­

теру в этой пьесе — по замыслу менее всего психологи­

ческой — кажется мне очень симптоматичным в эволю­

ции. Блока 15. В тот же, кажется, вечер Блок рассказы­

вал о спектакле «Гибель «Надежды» Гейерманса

в студии Художественного театра. Он особенно отметил

один эпизод, когда исполнитель роли Капса (если не оши­

баюсь, Б. М. Сушкевич) в своей реплике на вопрос о ко­

рабле: «Известий нет?» — отвечал: «Нет», и при этом

нервно и многозначительно ковырял конторку. В этом

жесте Блок видел образец большого мастерства 16.

Я вспомнил тогда же похвалу северянинской строке «Она

кусает платок, бледнея». А позже поставил в ту же

связь такие стихи самого Блока, как «Превратила все

в шутку сначала».

Около того же времени я, встретив как-то Блока на ули­

це, помню, спросил его, пойдет ли он на вечер Поля Фора.

Французский поэт Поль Фор, только что перед этим вы­

бранный в Париже «королем поэтов», должен был высту­

пать в небезызвестной «Бродячей собаке»; но Блок в «Бро­

дячей собаке» бывать не любил 17, не собирался идти и в

этот раз. «Мне, впрочем, з в о н и л и , — сказал он, у л ы б а я с ь , —

передали: «Приходите, приехал французский король».

84

Весной 1914 года я как-то был неподалеку от Блока

и решил попытаться зайти к нему. Блок был дома. По­

чти с первых слов он заговорил опять о Северянине.

«Я теперь понял Северянина. Это — капитан Лебядкин.

Я думаю даже написать статью «Игорь-Северянин и ка­

питан Лебядкин» 18. И он прибавил: «Ведь стихи капи­

тана Лебядкина очень хорошие». Он прочитал:

Жил на свете таракан,

Таракан от детства.

И попал он раз в стакан,

Полный мухоедства.

Я понял, конечно, что я — отнюдь не победитель

в споре и что образ Достоевского помогает Блоку не

осудить Северянина, а найти ключ к его личности, обна­

ружив сквозь видимую пошлость более глубоко скрытые

человеческие черты.

Блок спросил, читал ли я стихи его, напечатанные

в «Сирине», и стал расспрашивать о впечатлении от каж­

дого. Я назвал прежде всего «Когда ты загнан и забит»,

еще не зная, что это — отрывок из «Возмездия». Блок

сказал об этом. Видно было, что он придает особое зна­

чение своей работе над поэмой и проверить впечатление

от напечатанного отрывка ему важно. Из дальнейшего

разговора я понял также, что больше всех стихотворений,