Читаем Александр Блок в воспоминаниях современников полностью

Монетной улице, в шестом этаже. Я никогда не забуду

того ноябрьского вечера, когда я пришел к А. А. пер­

вый раз. Мы прошли в его кабинет — небольшую комна­

ту с полукруглым окном, у которого стоял письменный

стол. Почему-то в моей памяти до сих пор осталась лам­

па с белым бумажным, гофрированным абажуром, от ко­

торого струился мягкий, расплывчатый свет, и бювар из

красной кожи на письменном столе. Из бювара А. А. вы­

нимал исписанные своим размашистым четким почерком

листки «верже» и читал свои последние стихи, собранные

для сборника «Ночные часы» 1. Он был задумчив и, го­

воря своим тихим спокойным голосом, словно прислуши­

вался к чему-то и искал какого-то скрытого смысла в

произносимых им словах.

Я был тогда студентом-астрономом, и мои фантазии

о небесных мирах скоро оживили его лицо. Кто часто

91

виделся с А. А., тот знает, как редко оживлялось его

лицо и изменяло свое обычное немного усталое, задумчи­

вое и сосредоточенно-грустное выражение. В минуту же

оживления лицо А. А. делалось неузнаваемым.

Он мне признался, что никогда не видел неба в астро­

номическую трубу. Этого было достаточно, чтобы на

следующий день мы условились с А. А. пойти в обсервато­

рию Народного дома, где я часто дежурил, будучи чле­

ном общества «Русская Урания», которому и принадле­

жала обсерватория.

Мы нарочно выбрали позднее время, чтобы не было

в обсерватории посторонних посетителей. Воздух был

тогда достаточно прозрачен, и звезды ярко мерцали в ин-

дигово-темной глубине неба. Несмотря даже на восходя­

щую луну, отчетливо, через все небо, маячил Млечный

Путь. Желая пошутить над А. А., который, по моему

мнению, слишком уж благоговейно и даже с некоторым

страхом поглядывал на рефрактор, я задал ему вопрос:

хочет ли он увидеть на небе ангела? Самого настоящего,

без всякого обмана. Я навел рефрактор на ангела Петро­

павловского шпиля и пригласил А. А. взглянуть. Благо­

даря оптическому обману зрелище получилось порази­

тельное. На темно-синем небе резким силуэтом вырисо­

вался летящий ангел. Эффект был настолько силен, что

А. А. долго не мог понять, в чем дело, и думал, что

я положил в трубу изображение ангела.

Много мы объездили тогда звездных миров и, бродя

среди скалистых гор на луне, порядком-таки продрогли.

Я предложил идти согреться.

Мы спустились во «второй этаж» обсерватории, где

топилась чугунка, и выпили чаю с красным вином. Здесь,

в маленькой круглой комнате, едва помещался полукруг­

лый диван, письменный стол и шкаф с книгами; из этой

же комнаты, через люк в полу, можно было спуститься

по простой приставной лестнице в первый этаж обсерва­

тории, где помещалось у нас «фотографическое отделе­

ние».

«Как здесь тихо и х о р о ш о , — говорил А. А. — Только

знаете, меня почему-то подавляет эта бесконечность ми­

ров; она вызывает у меня чувство какой-то мучительной

тоски. Я думаю, чтобы полюбить этот мир, нужно кого-

нибудь полюбить в этом мире».

С этого времени А. А. довольно часто заглядывал

к нам в обсерваторию и оставался там иногда до рассве-

92

та. Под утро мы вместе возвращались домой, идя по

пустынному, снежному Александровскому парку до Ка-

менноостровского проспекта.

Некоторое время А. А. долго не заходил в обсервато­

рию, и я, послав ему письмо и свою новую книжку сти­

хов 2, получил от него следующий ответ:

Дорогой С<тепан> С<тепанович>.

Не могу видеться с Вами сейчас (от усталости,

от многих дел, от нервного расстройства), но давно имею

потребность сказать Вам, что книжка Ваша (за исключе­

нием частностей, особенно псевдонима и заглавия) мно­

гим мне близка. Вас мучат также звездные миры, на ко­

торые Вы смотрите, и особенно хорошо говорите Вы

о звездах.

Александр Блок.

Ноябрь 1911

Во время наших совместных наблюдений в обсервато­

рии к нам присоединялись иногда два моих товарища

по университету (оба теперь умершие; один из них —

Эниш — автор книги «Комета Галлея»), и А. А. так

к ним привык, что всегда справлялся о них, когда

их не было в обсерватории.

А. А. во время своего увлечения небом интересовался

вопросом о душе и никак не мог примириться с мыслью,

что нами управляет, как и всей природой, «физический

закон». Вот почему в это время этот «физический закон»

так угнетал и подавлял индивидуализм А. А. Блока,

взлелеянный им на романтических берегах поэзии Жу­

ковского, Тютчева и В. Соловьева, и вызывал тоску оди­

ночества, когда он смотрел в бездонные пучины неба,

где «без руля и без ветрил» 3 в стройном порядке смы­

кали орбиты небесные светила.

АННА АХМАТОВА

О БЛОКЕ

В Петербурге, осенью 1913 года, в день чествования

в каком-то ресторане приехавшего в Россию Верхарна,

на Бестужевских курсах был большой закрытый (то есть

только для курсисток) вечер. Кому-то из устроительниц

пришло в голову пригласить меня. Мне предстояло чест­

вовать Верхарна, которого я нежно любила не за его

прославленный урбанизм, а за одно маленькое стихотво­

рение «На деревянном мостике у края света».

Но я представила себе пышное петербургское ресто­

ранное чествование, почему-то всегда похожее на помин­

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии