Монетной улице, в шестом этаже. Я никогда не забуду
того ноябрьского вечера, когда я пришел к А. А. пер
вый раз. Мы прошли в его кабинет — небольшую комна
ту с полукруглым окном, у которого стоял письменный
стол. Почему-то в моей памяти до сих пор осталась лам
па с белым бумажным, гофрированным абажуром, от ко
торого струился мягкий, расплывчатый свет, и бювар из
красной кожи на письменном столе. Из бювара А. А. вы
нимал исписанные своим размашистым четким почерком
листки «верже» и читал свои последние стихи, собранные
для сборника «Ночные часы» 1. Он был задумчив и, го
воря своим тихим спокойным голосом, словно прислуши
вался к чему-то и искал какого-то скрытого смысла в
произносимых им словах.
Я был тогда студентом-астрономом, и мои фантазии
о небесных мирах скоро оживили его лицо. Кто часто
91
виделся с А. А., тот знает, как редко оживлялось его
лицо и изменяло свое обычное немного усталое, задумчи
вое и сосредоточенно-грустное выражение. В минуту же
оживления лицо А. А. делалось неузнаваемым.
Он мне признался, что никогда не видел неба в астро
номическую трубу. Этого было достаточно, чтобы на
следующий день мы условились с А. А. пойти в обсервато
рию Народного дома, где я часто дежурил, будучи чле
ном общества «Русская Урания», которому и принадле
жала обсерватория.
Мы нарочно выбрали позднее время, чтобы не было
в обсерватории посторонних посетителей. Воздух был
тогда достаточно прозрачен, и звезды ярко мерцали в ин-
дигово-темной глубине неба. Несмотря даже на восходя
щую луну, отчетливо, через все небо, маячил Млечный
Путь. Желая пошутить над А. А., который, по моему
мнению, слишком уж благоговейно и даже с некоторым
страхом поглядывал на рефрактор, я задал ему вопрос:
хочет ли он увидеть на небе ангела? Самого настоящего,
без всякого обмана. Я навел рефрактор на ангела Петро
павловского шпиля и пригласил А. А. взглянуть. Благо
даря оптическому обману зрелище получилось порази
тельное. На темно-синем небе резким силуэтом вырисо
вался летящий ангел. Эффект был настолько силен, что
А. А. долго не мог понять, в чем дело, и думал, что
я положил в трубу изображение ангела.
Много мы объездили тогда звездных миров и, бродя
среди скалистых гор на луне, порядком-таки продрогли.
Я предложил идти согреться.
Мы спустились во «второй этаж» обсерватории, где
топилась чугунка, и выпили чаю с красным вином. Здесь,
в маленькой круглой комнате, едва помещался полукруг
лый диван, письменный стол и шкаф с книгами; из этой
же комнаты, через люк в полу, можно было спуститься
по простой приставной лестнице в первый этаж обсерва
тории, где помещалось у нас «фотографическое отделе
ние».
«Как здесь тихо и х о р о ш о , — говорил А. А. — Только
знаете, меня почему-то подавляет эта бесконечность ми
ров; она вызывает у меня чувство какой-то мучительной
тоски.
С этого времени А. А. довольно часто заглядывал
к нам в обсерваторию и оставался там иногда до рассве-
92
та. Под утро мы вместе возвращались домой, идя по
пустынному, снежному Александровскому парку до Ка-
менноостровского проспекта.
Некоторое время А. А. долго не заходил в обсервато
рию, и я, послав ему письмо и свою новую книжку сти
хов 2, получил от него следующий ответ:
Дорогой С<тепан> С<тепанович>.
Не могу видеться с Вами сейчас (от усталости,
от многих дел, от нервного расстройства), но давно имею
потребность сказать Вам, что книжка Ваша (за исключе
нием частностей, особенно псевдонима и заглавия) мно
гим мне близка. Вас мучат также звездные миры, на ко
торые Вы смотрите, и особенно хорошо говорите Вы
о звездах.
Во время наших совместных наблюдений в обсервато
рии к нам присоединялись иногда два моих товарища
по университету (оба теперь умершие; один из них —
Эниш — автор книги «Комета Галлея»), и А. А. так
к ним привык, что всегда справлялся о них, когда
их не было в обсерватории.
А. А. во время своего увлечения небом интересовался
вопросом о душе и никак не мог примириться с мыслью,
что нами управляет, как и всей природой, «физический
закон». Вот почему в это время этот «физический закон»
так угнетал и подавлял индивидуализм А. А. Блока,
взлелеянный им на романтических берегах поэзии Жу
ковского, Тютчева и В. Соловьева, и вызывал тоску оди
ночества, когда он смотрел в бездонные пучины неба,
где «без руля и без ветрил» 3 в стройном порядке смы
кали орбиты небесные светила.
АННА АХМАТОВА
О БЛОКЕ
В Петербурге, осенью 1913 года, в день чествования
в каком-то ресторане приехавшего в Россию Верхарна,
на Бестужевских курсах был большой закрытый (то есть
только для курсисток) вечер. Кому-то из устроительниц
пришло в голову пригласить меня. Мне предстояло чест
вовать Верхарна, которого я нежно любила не за его
прославленный урбанизм, а за одно маленькое стихотво
рение «На деревянном мостике у края света».
Но я представила себе пышное петербургское ресто
ранное чествование, почему-то всегда похожее на помин