Читаем Александр Блок в воспоминаниях современников полностью

знаю, не очень ли я северная. Чтение дало мне очень

много, но все-таки хочется услыхать от автора более

подробно о характере и чертах его героини».

Блок улыбнулся своей светлой улыбкой. Мы уже

вышли из фойе и шли по коридору театра к выходу.

Александр Александрович сказал: «Вы говорили — вас

увлекает роль, так что же, давайте создавать этот образ.

Я рад, что вам Изора нравится, а я боялся. Ведь сцены

короткие, и слов не так много». Я ответила: «Да ведь

дело не в словах, для актрисы-художника важнее то, что

123

между слов, по-моему, в этом жизнь роли. Вот, например,

сегодня паузы во время вашего чтения очень много гово­

рили». Мы вышли на улицу. Темой нашей беседы был

взгляд Блока на живую Изору. В ней прежде всего надо

искать волнение и порывы молодой женской души, кото­

р а я томится в высоких стенах тяжелого средневекового

замка, такого же четырехугольного и тупого, как сам

граф Арчимбаут. Ревнивый дурак-муж ей чужд и далек.

Изора — натура одаренная, она чувствует природу так,

как ее может чувствовать дитя народа. Весна будит в

ней стремление вырваться за стены замка, в поля и луга.

Недаром она так любила, до того как услыхала песнь

Гаэтана, играть и резвиться с пажом Алисканом на ут­

ренних прогулках. Подстриженный, разделанный парк

для нее не та природа. Изора не любит ничего искусст­

венного. Не надо думать о средневековом этикете, о сти­

ле и эпохе. Мысли об этом могут засушить и сковать

актрису в какие-то рамки, отнять живое. А главное —

не думать, что это графиня. Недаром к Изоре приставле­

на для обучения ее этикету и светским манерам при­

дворная дама, Алиса. Естественность, непосредствен­

ность — вот что свойственно Изоре. Ее раздражает, что

окружающие не понимают, что с ней происходит. Она

не умеет объяснить, что с ней случилось, после того как

она услыхала песню Странника. Не меланхолией болеет

она, как думают окружающие, и вообще она здорова.

После песни в ней родились новые чувства. Но то, чего

она ждет — радость, не придет так просто. Радость при­

дет через страдание, а потому в этом страдании — ра­

дость. Песнь, слышанная ею на народном празднике

Мая, разбудила новые чувства, но они отнюдь не сладки

и не сентиментальны. Песни нежных теноров-трубадуров

о любви ей не нравятся. Поэтому начало третьей сцены

и пение Изоры не должны быть лирически тоскливыми.

Глаза ее сверкают, щеки горят, она вся полна горячим

воспоминанием о песне Странника.

Я внимательно слушала Блока и тут же спросила его

о прошлом Изоры: «Как меня учит Константин Сергее­

вич, нельзя играть настоящего, не зная прошлого». Блок,

не раздумывая, быстро ответил: «Изора — дочь швеи.

Проезжая местечко Толозанские Муки, граф увидел в

окне склоненную над работой женскую головку с пря­

мым пробором волос. Мать Изоры уступила требованиям

графа и выдала ее замуж». Александр Александрович и

124

потом часто упоминал о склоненной над работой жен­

ской голове. Ему нравились в Бельгии склоненные жен­

ские головы, когда девушки плели кружева. В этом он

находил большую поэзию женственности.

Я пришла домой. Мысли роились в моей голове и тре­

вожили сердце.

Позвонил Станиславский. Спросил о моих впечатле­

ниях. Я сказала, что я в восторге от Блока и контакт

с автором, как мне кажется, найден. По словам Констан­

тина Сергеевича, работа предстояла интересная, творче­

ская и должна была дать мне, как актрисе, много нового.

Станиславский сказал, что он долго не принимал

Блока, но теперь Блок его увлекает.

Появление пьесы Блока в Художественном театре

стало, конечно, большим событием. В первый раз мы

приступали к работе над произведением большого рус­

ского поэта. До тех пор если и шли пьесы в стихах, то,

как п р а в и л о , — переводы. Блок для всех нас был настоя­

щим современным русским поэтом, несшим в себе тра­

диции Пушкина, достойным его преемником. Стихотвор­

ная форма у Блока была доведена до совершенства.

Огромная глубина духа, ощущение больших человеческих

страстей передавались им с большой силой.

На другой же день мы приступили к репетициям.

Блок оставался в Москве неделю-полторы, потом снова

уезжал в Петербург и вновь возвращался 5. Он видел

репетиции с промежутками, так что часть работы про­

ходила в его отсутствие. Наши встречи во время его

пребывания в Москве были очень частыми, причем обыч­

но мы подолгу разговаривали не на репетициях, а гуляя

часами, не замечая времени, по городу.

Во время наших прогулок мы много говорили о роли

Изоры, о пьесе вообще и о других ролях. Блок очень

любил московские старинные улицы и переулки. Прохо­

дя как-то по одному из них, Блок посмотрел на малень­

кую церковку; в церковном дворике играли мальчики,

зеленые березы кивали ветвями с молодой листвой, на

них весело щебетали птицы, и сквозь стекла церковных

окон виднелись огоньки свечей. Блок улыбнулся и ска­

зал: «Вот странно — ношу фамилию Блок, а весь я та­

кой русский. Люблю эти маленькие сады около одно­

этажных деревянных домишек, особенно когда их осве­

щает заходящее весеннее солнце и у окон некоторых из

них распускаются и цветут деревья вишен и яблонь».

125

Другой раз, помню, указав на одну из развесистых яб­

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии