Александр Блок в воспоминаниях современников

«Я не люблю его, он мне не нравится, я его не чувст­

в у ю » . — «Вам надо узнать его поближе, и вы свое мне­

ние перемените».

Моей работе Блок уделял очень много внимания. По­

могал своими советами, писал мне очень интересные

письма. Вот одно из них:

26 мая 1916

Ольга Владимировна, приехать мне весной не судьба;

так и Лужской написал. Значит — до осени.

130

Вчера, идя по улице, вдруг вижу: «Мара Крамская».

Я зашел. Жарко очень, смотрел только 3-ю и 4-ю кар­

тины; экран плохой, куски ленты, вероятно, вырезаны.

Вижу Вас и на лошади, и в шарабане, и все — что-то

не то; думаю — не буду писать Вам об этом; какая-то

неуверенность, напряженность, нарочитость: играет

Ольга Владимировна, но не вся, а в каждом отрывке

играет только часть ее, другие — молчат. Есть кинемато­

графическая неопытность. Только местами все та же

мера, умеренность выражения чувств и строго свое,

свои оттенки. Кончается чтение письма (прекрасна

мера — только брови и шаг вперед мимо стола).

И вдруг — эпилог в «притоне». Тут я вспомнил мгновен­

но слова Константина Сергеевича о том, что «шалость»

и есть в Вас настоящее. Вспомнил и «аристократку»,

разговаривающую со знакомым молодым человеком о Ху­

дожественном театре. Глубоко мудро сказать, что Вы —

«характерная» актриса в лучшем смысле, т. е. в том смыс­

ле, что «характерность» есть как бы почва, земля, что-то

душистое. Не знаю, так ли я сейчас скажу: «жизнь» (что-

то случившееся) — «собрала», сделала «англичанкой»,

«суховатой» (Вы — утром на репетиции; Вы в большом

обществе на экране); стоит «расшалиться» — и все по-

другому («о, художница», замечаю я от себя, перескаки­

вая через несколько мыслей, м. б., невнятно даже: «Вы

сами не знаете, какую трагедию переживаете: все ту же,

ту же, нашу общую, художническую: играете... говоря о

жизни») *.

В притоне: это припухшее лицо, эти несмотрящие

глаза, опустившиеся, жалкие веки; какая-то циничная

фраза, грубо брошенная в сторону; как бросилась и за­

слонила, как упала на стол. Вот — почти совершенное

создание искусства. Выдают руки до локтя (надо было

замазать).

«Расшалитесь», придайте Изоре несколько «простона­

родных» черт; и все найдете тогда; найдете все испан­

ские скачки из одного чувства в другое, все, что в кон­

це концов психологией заполнить мудрено и скучно.

И выйдет — земная, страстная, смуглая. Недаром же и

образ Мары в притоне и даже простую шалость — имита-

* Понять ничего нельзя? Объясню когда-нибудь лучше!

( Примеч. А. А. Блока. )

5*

131

цию аристократки — можно углубить до бесконечности:

такую богатую пищу воображению даете Вы нескольки­

ми незначащими штрихами.

Целую Вашу руку.

Преданный Вам

Ал. Блок.

Чтобы все в этом письме было понятно, я должна

кое-что пояснить. Я тогда снималась в первый раз в

кино, сочинила сценарий сама. Желая увидеть себя во

всех положениях на экране, я вложила в сценарий все,

что только вмещала моя фантазия. Здесь были «и черти,

и любовь, и страхи, и цветы», как говорит Фамусов про

сон Софьи. Беспечная, светская, юная девушка, дочка

профессора, в поисках настоящей любви проходит очень

бурно свой жизненный путь: то спортсменка, то актри­

са, то танцовщица, через ряд любовных историй и разо­

чарований катится все ниже и ниже и, наконец, попа­

дает в ночлежку, где, разнимая драку двух бродяг, она

получает смертельную рану и умирает. Вот тут в

письме — упрек за то, что я забыла загримировать руки,

и они были слишком нежны и белы и мало походили на

руки обитательницы «дна».

Чтобы было понятно, о каких шалостях говорит Блок,

я должна рассказать о тех пародиях и имитациях, кото­

рые так любил покойный Константин Сергеевич Стани­

славский. Когда на основании виденного мною в жизни

и подслушанных разговоров я сочиняла сценки, в них

у меня была большая легкость и свобода перевоплоще­

ния и все было очень естественно. Так, я показывала

аристократку, которая рассуждает о пушкинском спек­

такле на гастролях в Петербурге Художественного

театра, или англичанку-туристку, осматривающую гале­

рею Ватикана. Там все рождалось само собой; очень

легки и незаметны были все переходы, и в этих пародиях

меня не сковывало ничто. Показывала я их в интимном

кругу, и публика их никогда не видала. Вот этой свобо­

ды и хотел от меня Блок в исполнении Изоры. Не «на­

жимать», не «играть», жить, как дети в игре, как в моих

пародиях, импровизировать, верить в правду чувств, и

тогда все получится. Эти указания очень помогли мне,

например — в сцене в башне, где Изора и Алиса за­

тевают любовную игру, точно Изора пришла в церковь

132

и там ее ждет влюбленный рыцарь и через слова молит­

венника ведется объяснение в любви.

По поводу нашей дружбы с Александром Александро­

вичем было много разговоров в театре, и однажды на

репетиции Константин Сергеевич Станиславский, обра­

щаясь к присутствующим, сказал: «Отгадайте одну за­

гадку: что общего между Гзовской, Ольгой Владимиров­

ной, и Германией?» Константин Сергеевич, улыбаясь,

оглядел присутствующих, глаза его лукаво заискрились, и

он продолжал: «И та и другая блокированы». Присут­

ствующие весело рассмеялись, а я была очень смущена.