Александр Блок в воспоминаниях современников

лоса и не совсем чистое произношение буквы «с». Это

ничуть не портило впечатления и даже придавало особую

характерность роли Капеллана и графа Арчимбаута.

Очень интересно передавал Блок начало второй сце­

­ы второго действия. Она начинается с середины фразы,

и получалось как бы продолжение сказки, которая нача­

лась задолго до поднятия занавеса, создавалось впечат­

ление, что Гаэтан рассказывает ее Бертрану весь вечер,

а теперь уже ночь, и мы в самом разгаре слышим ее.

Становилось понятным увлечение Изоры песней такого

человека, как Гаэтан: неотразимое обаяние, беспредель­

ная фантазия влекли слушателей к нему, и все это было

естественно и просто, образ был живой, а не театраль­

ный.

Немалые споры вызвала роль Алискана. Константин

Сергеевич Станиславский и исполнитель роли Алискана

Гайдаров стремились придать ему известную мужествен­

ность и как бы оправдать поведение Алискана при по­

следнем свидании с Изорой настоящим проснувшимся

в нем чувством к ней, и Гайдарову удалось убедить в

этом автора.

Паж Алискан, похожий, по словам Блока, на благо­

уханный цветок нарцисса, с теноровыми нотами голоса,

дышащий земной страстью, — полная противоположность

Гаэтану, в своем роде тоже пленительный, в какой-то

128

мере оправдывал проснувшуюся к нему страсть Изоры.

Очень хороша в пьесе ночь, которую проводит Алискан

в капелле перед посвящением его в рыцари. Эта сцена

очень удавалась Гайдарову, и Немирович и Блок были

довольны. Актеру удалось найти соединение суеверия и

веры без какого-либо фанатизма, все шло от молодого

увлечения Алискана, от мысли, что он из пажа завтра

превратится в рыцаря, из мальчика станет взрослым

мужчиной; его увлекает и одежда, и головной убор, он

всем этим любуется и гордится. Очень тонко передавал

Блок в чтении сцену свидания Алискана и Изоры в окне,

когда паж не знает, как попасть к ней, и верный, изра­

ненный Бертран подставляет ему свои плечи вместо лест­

ницы, за что Алискан вежливо благодарит его (в такую

минуту паж не забыл придворного этикета). Одно слово

благодарности раскрывало замысел автора и его ирони­

ческое отношение к Алискану.

Глубоко трагически звучал монолог Бертрана перед

смертью. Истекая кровью, он начинает понимать, как

страдание может стать радостью, когда умираешь для

любимого человека. Особенный смысл заключался также

в том, что все это происходило на фоне пошлого свида­

ния Алисы и Капеллана.

Один Бертран благороден и смел и понял песню Гаэ-

тана по-настоящему, а все остальные применили ее

к себе, как кому было удобно.

Смерть Бертрана так трогательна и величественна, что

даже Изора, полная земной и страстной любви к Алис-

кану, теперь поняла его, поняла, какого верного друга

она потеряла, и плачет.

Основой пьесы «Роза и Крест» в передаче автора

была драма Бертрана-человека. Этот «серый герой»

жертвует жизнью ради настоящего большого чувства; он

любит людей, он ждет и верит, что для них придет луч­

шая жизнь.

Частые встречи и беседы с Блоком помогали мне

раскрыть образ Изоры; так родилась ее биография: ис­

панка, дочь бедной швеи, росла без отца, волевая, креп­

кая натура, способная на борьбу, много выше окружаю­

щих ее людей, в ней живут настоящие чувства и, наряду

с детской непосредственностью, есть своеобразная муд­

рость взрослого человека; она чувствует, что радость

должна прийти через страдания, но как?

5 А. Блок в восп. совр., т. 2 129

Исполнение этой роли не должно быть мечтательно-

однотонным на голосе инженю. Нет, это героиня, она

вся связана с природой, и силы ее просыпаются с прихо­

дом весны. Она не бредит в полусне, оттого ее так сер­

дит, когда ее состояние называют меланхолией. Мы дого­

ворились с автором, что о сне, который Изора рассказы­

вает Алисе, несмотря на такие слова, как «сплю я в

лунном луче», следует говорить как об яви, весь моно­

лог нужно произносить знойным, горячим голосом, чув­

ствуя пряный воздух юга. В этом сне в ней просыпают­

ся чувства женщины, которые приходят на смену де­

вичьим мечтам. Этот монолог был несколько удлинен по

сравнению с первым чтением автора.

Меня интересовало, как должна напевать Изора пес­

ню Гаэтана. По замыслу автора и Владимира Ивановича

Немировича-Данченко, слова этой песни, которые часто

повторяются Изорой и Бертраном, должны были звучать

очень сильно, мужественно, как призыв. Если бы Гаэ-

тан пел ее иначе, весь смысл пьесы был бы совсем иной.

Порывистый и очень стремительный — таким Блок пере­

давал Гаэтана; седые волосы и юное лицо, умудренный

жизнью, но с молодой душой. Придворной даме Алисе

не разобраться в смысле его песни. Она и характеризует

ее примитивно и пошло, но Изора слышит ее по-другому.

И она и Бертран глубоко понимают слова Гаэтана.

При наших встречах с Александром Александровичем

мы говорили не только о его пьесе и о моей роли.

Я помню его высказывания о других пьесах, шедших в

Художественном театре. Например, о Чехове. Он нахо­

дил, что исполнение чеховских пьес и постановка пре­

красны, но Чехов не был в числе любимых его драма­

тургов. Не знаю почему, Блок очень хотел, чтобы я по­

знакомилась с Андреем Белым, и спрашивал меня, по­

чему я не читаю его стихов. Я прямо ему ответила: