привел мне несколько ярких и убийственных примеров.
Говорил он скупо, без всяких литературных прикрас,
веским и деловым тоном. Но в его лаконичных эпитетах
сказывался большой художник, и перед моими глазами
внезапно возникла длинная галерея самых разнообраз
ных типов, от таких матерых главарей, как Вырубова и
Распутин, и кончая бесконечной сворой всяческих жан
дармов, сыщиков и провокаторов.
Ровный, спокойный голос Блока и холодная невозму
тимость его строгого, неподвижного лица странно контра
стировали с общим содержанием его речи.
То, что говорил он, не было, в сущности, обвинением.
Это напоминало скорее острую передачу какой-либо по
становки «театра ужасов», где обыденное сплетается с
фантастическим и где одновременно выступают жалкие
простаки и самые отъявленные злодеи.
В комнате стало уже почти совсем темно, и мы с Бло
ком едва различали друг друга.
Ал. Ал. поднялся, чтобы зажечь свет. Затем, сно
ва вернувшись к письменному столу, он брезгливым
160
движением отодвинул лежавшую на нем стопку стено
грамм и с негодованием произнес:
— Нет, вы только подумайте, что за мразь столько
лет правила Россией.
Постепенно наш разговор перешел на другие темы.
Вскоре вернулась Л. Д., и мы перешли в столовую,
где беседа приняла еще более общий характер. Когда я
собрался уходить, Блок крепко пожал мне руку.
— Ну, вот мы и договорились, жду вас на д н я х , —
сказал он, прощаясь.
Дверь захлопнулась. Свежий ночной воздух пахнул
мне в лицо. Я ничего не желал. Ни о чем не думал.
Я был счастлив, как никогда.
* * *
Спустя несколько дней я опять пришел к Блокам, но
Ал. Ал. на этот раз не было дома, и мне пришлось оста
вить отредактированную стенограмму Л. Д.
Как потом выяснилось, Блоку очень понравилось то,
что я сделал, и это обстоятельство еще больше помогло
нашему дальнейшему сближению с ним.
На свою работу в Комиссии Блок смотрел как на ис
полнение гражданского долга. Он старался привлечь к
ней самых близких ему людей — мать, жену, друзей:
Евг. Павл. Иванова, В. Пяста, В. Княжнина — и крайне
добросовестно относился к собственной редакторской
правке.
Как у редактора, у Блока были обширные планы на
будущее, и ему хотелось, чтобы свод всех показаний в
окончательном виде приобрел характер серьезного иссле
дования. Ал. Ал. до мелочей продумывал, каков должен
быть подготовлявшийся к печати сводный отчет 17. Блока
интересовала форма, язык и тип издания. Особенно мно
го внимания он уделял языку и требовал от остальных
редакторов, чтобы, выправляя стенограммы и сохраняя
стилистические особенности каждого отдельного показа
ния, они боролись за чистоту русской речи, лаконичной,
спокойной, веской, понятной, но свободной от популяри-
заторства.
Материал для редактирования я получал всегда от
самого Блока и притом каждый раз с соответствующими
объяснениями. Ал. Ал. не только вводил меня в курс
того, что мне предстояло сделать, но, кроме того, делил-
6 А. Блок в восп. совр., т, 2 161
ся со мной обычно впечатлениями о допрашиваемых
лицах.
Работать с Блоком было не трудно, хотя требователь
ность его была велика и распространялась даже на тех
нику писания вплоть до почерка, каким редактор делал
правку. Я помню, какое удовольствие именно в этом
«каллиграфическом» отношении доставила Ал. Ал. одна
из наиболее опрятно отредактированных мною стено
грамм.
Свой письменный стол, книги и бумаги Блок содер
жал в безупречном порядке и чистоте. Оглядывая каби
нет Блока, трудно было представить себе, что здесь про
текает его работа. Всякое чужое вмешательство в эту ра
боту было ему невыносимо, и пока он не доводил ее до
конца, он тщательно прятал ее от посторонних глаз.
Его одежда была всегда безукоризненно опрятна, ма
неры неизменно вежливы. В писательском кругу Блок
держался особняком и казался пришельцем.
В каждом деле Ал. Ал. любил
ства,
полнения.
Ему претил дилетантизм. Когда Блоку не нравилась
чужая работа, он говорил об этом с жестокой откровен
ностью, резкостью и колкостью. Тон его речи становился
при этом убийственно сух.
Но зато, если чья-либо работа нравилась ему, он
не скупился на похвалы, искренне радуясь чужому
успеху.
Председатель Комиссии Н. К. Муравьев, верный тра
дициям старой адвокатуры, любил демонстрировать свое
уважение к писательству и писателям. Одно время он
поддерживал Блока, но отстаивать свои взгляды не умел.
Его «непротивление злу» сильно мешало Ал. Ал. в ре
дакторской работе.
* * *
Блок был мало общителен. Но в силу многих благо
приятных причин между ним и мной возникла на некото
рое время близость. Ал. Ал. подолгу беседовал со мной
с глазу на глаз, и я оказался невольным свидетелем его
затаенных раздумий.
К сожалению, очень многие высказывания Блока вы
пали из моей памяти, и только самая незначительная
162
часть их сохранилась в моих беглых записях того вре
мени.
Встречаясь почти ежедневно с Ал. Ал., я имел воз
можность наблюдать его не только в часы нашей со
вместной работы, но и в часы отдыха.
Блок не любил говорить о литературе, но со мной бе
седовал иногда и на литературные темы.