Мой дражайший Братец и Друг! Ваше последнее письмо от 14 февраля[543]
, которое Графиня Ливен переслала мне из Берлина, представляет для меня слишком ценное доказательство Вашей дружбы и памяти обо мне в нынешних обстоятельствах, чтобы я не могла не быть им живо тронутой. Рисуемая Вами картина того, что происходит в Вашей душе, когда Вы видите, как близятся времена новых бедствий, угрожающих роду человеческому, вызывает во мне самое искреннее участие, тем более что нельзя при этом не сказать, что сами Вы сделали все, что находили возможным, чтобы их избежать; и вот, мой любезнейший Друг, та справедливость, которой руководствовалось Ваше сердце, воздается ныне Вам по всей земле: и это немало: да даруют Вам Небеса исход, который бы отвечал Вашим усилиям, Вашему постоянству и нашим за Вас молитвам! – как мне горько, что я должна в минуты, подобные этим, возвращаться к тому, что касается лично меня: но именно Ваше письмо не оставило мне выбора, и я все же Вам скажу, любезный Друг, что в письме Матушка говорила о замысле, о котором упоминали и Вы. В соответствии со своим желанием, которое Она Вам уже высказывала (а именно, сделать так, чтобы я летом отправилась в