Александр Лукашенко: политический портрет

Поскольку белорусско-российские отношения базируются не на ры­ночных принципах, а на «политических ценах», то в качестве претензий можно предъявить любую цифру. И, кстати, все претензии Лукашенко к России, как правило, не имеют правового основания в виде подписанных двусторонних соглашений.

Замах на кремлевский посад

Очень скоро после завоевания Лукашенко власти в политической кампании под названием «белорусско-российская интеграция» появился еще один очень важный подтекст и сильный двигатель. С 1995 года на­чал подспудно просматриваться, а с каждым месяцем все явственней про­являться план, который многим казался совершенно фантастическим. У Александра Григорьевича возникло страстное желание стать президентом объединенного белорусско-российского государства. Можно сказать, что завоевание кремлевского посада стало его идефикс, и внешняя, а отчас­ти и внутренняя политика Беларуси была в значительной мере подчинена реализации этой достаточно авантюрной и сверхамбициозной идеи. Лука­шенко готов был совершить своеобразный бартерный обмен: суверенитет своего государства обменять на высший пост в Кремле. Таким образом, Россия, кроме всего прочего, превратилась в пространство для реализации его грандиозных честолюбивых личных планов.

В отношении проблемы суверенитета Беларуси, белорусской госу­дарственности заявления Лукашенко были весьма двусмысленны, проти­воречивы, даже взаимоисключающи в зависимости от аудитории, политической конъюнктуры. Он запутывал общество и, похоже, запутался сам, епериодически заявляя то о незыблемости независимости Беларуси, то о стремлении к объединению с Россией в единое государство.

Удивительно, но для белорусского президента суверенитет государ­ства, которое ему суждено было возглавить, не являлся чем-то святым и незыблемым, какой-то бесспорной ценностью. «Кому нужен суверенитет при нищей нации?» - риторически вопрошал он.

Более того, он, видимо, в начале своего президентства не до конца понимал, что такое суверенитет. Лукашенко до сих пор выражает со­жаление по поводу распада СССР, неоднократно утверждая, что БССР в составе Советского Союза была не менее суверенна, чем ныне Рес­публика Беларусь. В этом смысле любопытен его диалог с известным польским политологом и общественным деятелем Адамом Михником в 1995 году.

Лукашенко: Еще не известно, когда мы были более суверенными и независимыми: тогда или сейчас.

Михник: В каком смысле?

Лукашенко: Я имею в виду материальные гарантии населению.

Михник: Но независимость - это все же нечто другое. Это - суверен­ное государство.

Лукашенко: Но ведь у нас был Верховный Совет, который прини­мал законы, была армия и собственная милиция. Был также свой КГБ. В общем, и сейчас он имеется. У нас была граница с Польшей, Прибал­тийскими государствами, Украиной и Россией - и здесь ничего не изме­нилось, только люди стали нищими, поэтому если я спрашиваю, когда мы были более суверенными, то имею в виду все в комплексе.

С одной стороны, белорусский лидер заявляет: «Для руководителя государства его суверенитет - величайшая ценность. И от этой ценности он не может отказаться ни при каких обстоятельствах».

А с другой стороны, известны многочисленные высказывания прези­дента о готовности отказаться от независимости ради объединения с Рос­сией в одно государство: «Не надо бояться, пугать федерацией или конфе­дерацией. Может, мы придем вновь к Советскому Союзу и, может быть, еще более жесткому, чем в Советском Союзе»; «Может быть, это будет единое государство, может быть - федерация, может быть - конфедера­ция. Мы к этому должны прийти».

Идея завладения «шапкой Мономаха» возникла у Лукашенко после первых поездок по российским регионам. Это было как бы продолжением его президентской кампании 1994 года. Личная харизма и популизм при­водили в восторг местную публику. Причем не только простой народ, но и элиту, бурные овации ему устраивали и высокие чиновники, и академики. С учетом завышенной самооценки, мессианских интенций, не прошед­шей эйфории от победоносной избирательной кампании в Беларуси это не могло не вскружить голову. Беларусь стала рассматриваться лишь как ступенька в победоносной поступи к мировой славе и власти.