Алексей Толстой в «хождениях по мукам» четырех супружеств

– Если б у меня не было доверия к чистоте твоих помыслов, я бы не уезжал спокойно, оставляя тебя. Но ведь ты не просто бабенка, способная на адюльтер. Ты человек высокий, честный…

«Я слушала его, стиснув зубы, думала безнадежно: ни высокий, ни честный, ни человек, просто – бабенка! И мне было жалко себя, своей неудавшейся чистоты, своей неудавшейся греховности: ни богу свечка, ни черту кочерга. Жизнь впустую».

И вот час настал…

«С вокзала я вернулась домой поздно.

– Вас ждут, – сказала прислуга, отпирая мне дверь.

Не раздеваясь, я вошла к себе, повернула выключатель. Из кресла у окна поднялся Толстой.

– Вы? – воскликнула я. – Что вы здесь делаете?

Он не ответил, подошел и молча обнял меня.

Не знаю, как случилось потом, что я оказалась сидящей в кресле, а он – у ног моих. Дрожащими от волнения пальцами я развязала вуаль, сняла шляпу, потом обеими руками взяла его голову, приблизила к себе так давно мне милое, дорогое лицо. В глазах его был испуг почти немыслимого счастья.

– Неужели это возможно, Наташа? – спросил он тихо и не дал мне ответить.

…Через три дня я выехала одна из Москвы в Петербург для последних решительных объяснений с мужем. Я предвидела, что они будут тяжелы, но неизбежность их стала очевидной. Этого требовало новое чувство, таить которое я не могла больше и не хотела».

Итак, в декабре 1914 года Толстой наконец решился и сделал предложение Наталье Васильевне Крандиевской.

Она после этого объяснения поспешила уехать в Петербург.

А следом полетели письма:

«Наташа, душа моя, возлюбленная моя, сердце мое, люблю тебя навеки. Я знаю то, что случилось сегодня – это навек. Мы соединились сегодня браком. До сих пор я не могу опомниться от потрясения, от той силы, какая вышла из меня и какая вошла из тебя ко мне. Я ничего не хочу объяснять, ничему не хочу удивляться. Я только верю… всем моим духом… что нас соединил брак, и навек. Я верю, что для этого часа я жил всю свою жизнь. Так же и ты, Наташа, сохранила себя, всю силу души для этого дня. Теперь во всем мире есть одна женщина – ты… Неужели настанут такие дни, когда я буду сознавать, что каждое мгновение она со мной. Какое счастье! Оно не померкнет и не может никогда померкнуть, потому что наша любовь вся в движении, она на единственном, только одном пути, потому нет конца, все же другие возвращаются к своему началу…»

На какое-то время отступило все – война, работа, командировки, творчество. Он жил надеждой, что все сложится и что Наталья станет его женой. Снова, уже в третий раз, он боролся за свое счастье, надеясь, что эта борьба уже окончательна.

И в третий раз пришло счастье

Поэтические посвящения являются высшей формой проявления любви. Даже тот, кому не дан поэтический талант, старается послать предмету своего обожания песни или стихи, пусть не свои, но всколыхнувшие душу и выражающие то, что чувствует он сам. Ну а когда любит поэтическая душа, литература обогащается подлинными шедеврами.

Сколько таких шедевров известно нам! Это и «Я помню чудное мгновенье» Пушкина, и «Нет, не тебя так пылко я люблю…» Лермонтова, и прекрасный «Денисьевский цикл» Тютчева, и «Милый друг, истомил тебя путь» философа Владимира Соловьева, и блоковское посвящение Менделеевой. Это только так, навскидку… Но особое место в любовной поэзии занимают стихи поэтесс – и самых известных, таких как Анна Ахматова и Марина Цветаева, и менее известных, среди которых можно назвать Наталью Крандиевскую…

В те дни, когда развивались их отношения с Алексеем Толстым, она писала…

Мороз оледенил дорогу.
Ты мне сказал: «Не упади».
И шел, заботливый и строгий,
Держа мой локоть у груди.

Собаки лаяли за речкой,

И над деревней стыл дымок,
Растянут в синее колечко.
Со мною в ногу ты не мог

Попасть, и мы смеялись оба.

Остановились, обнялись…
И буду помнить я до гроба,
Как два дыханья поднялись,

Свились, и на морозе ровно

Теплело облачко двух душ.
И я подумала любовно:
– И там мы вместе, милый муж!

Наталья Васильевна вспоминала:

«Толстому я не позволила сопровождать себя, но он после нескольких писем и телеграмм, посланных вдогонку, выехал все же через неделю вслед за мной вместе с сестрой моей, Дюной. Свидание произошло в гостинице “Франция”, на Морской. Оно решило нашу дальнейшую судьбу. Я до сих пор помню огненно-красную дорожку ковра, ведущую по коридору в полутемную комнату, где пылал камин, где ждал меня Толстой, где мы плакали, обняв друг друга. На другой день он тайно от мужа увез меня в Москву.

Гостиница «Франция» на Морской улице

С вокзала на Хлебный мы ехали по Садовой. Был воскресный день, и автомобиль еле пробирался по Трубной площади в толчее традиционного птичьего рынка.