Алексей Толстой в «хождениях по мукам» четырех супружеств

Итак, с мужем покончено. Они вместе, вместе, и, как казалось, навсегда.

Шла война, но и в суровую годину человек может быть счастлив, если рядом любимая, если связаны они нетленной нитью, если понимают друг друга с полуслова. Такое у Алексея Толстого было впервые. Первые два брака – и законный, и незаконный – этого ему не дали.

Когда сообщили о женитьбе Алексея Николаевича на Наталье Крандиевской, Софья писала:

«Я… узнав через некоторое время о предстоящем браке Алексея Николаевича с Натальей Васильевной Волькенштейн, я обрадовалась, считая, что талант его найдет себе верную и чуткую поддержку. Наталья Васильевна, дочь издателя Крандиевского и беллетристки, сама поэтесса, была в моем сознании достойной спутницей для Толстого. Алексей Николаевич входил в литературную семью, где его творческие и бытовые запросы должны были встретить полное понимание. Несмотря на горечь расставания (а она была, не могла не быть после стольких лет совместной жизни), это обстоятельство меня утешало и успокаивало».

А когда рядом вторая половинка, когда писатель ощущает надежный тыл, и работается споро. Шла война, а они ухитрились в конце лета 1915 года отправиться в Коктебель в гости к Волошину.

Там Толстой завершил пьесу «Нечистая сила».

Эта пьеса не о войне… Она посвящена событиям предвоенным, примерно 1910–1913 годам. Южный губернский город. Мошенники, биржевые спекулянты, забастовки, незаконное овладение акциями завода. Ну и мистика. Как без мистики в смутные времена?

А смутные времена только разгораются. Война прервана Февральским переворотом. Назревают новые события, наступает кровавый закат Российской империи.

Первая разлука…

Если смотреть по письмам, то пик восторженной, всепобеждающей любви Толстого к Наталье Васильевне пришелся на 1916 год, когда он отправился по приглашению английского правительства в Туманный Альбион. Ехали большой группой: Немирович-Данченко, Набоков, Башмаков, Егоров и Чуковский. Дорога предстояла нелегкой. На пути рыскали германские подводные лодки. Оттого и прощание с Натальей Васильевной запомнилось особенно.

Она как раз заболела гриппом, переносила тяжело, и он очень беспокоился и не уставал повторять, чтобы берегла себя. Расставаться не хотелось, и он взял обещание, что Наталья Васильевна, как поправится, выправит заграничный паспорт и выедет за ним.

Наталья Васильевна вспоминала:

«Я обещала сгоряча. Но какой это был детски наивный и необдуманный план! Оставшись одна, я поняла всю его неосуществимость. В самом деле, присоединиться к официальной делегации, едущей по приглашению, мне, частному лицу, хотя бы и жене, было и бестактно, и недопустимо. Время было военное, разрешения на выезд давались с трудом и только в случаях исключительных. Я же притом еще была женой незаконной, не разведенной с первым мужем. Еще не вошло в берега взбаламученное море сплетен и пересудов вокруг наших имен. Что я могла ответить на вопрос анкеты: причина выезда? Единственным основанием моего путешествия в Англию могло быть лишь то обстоятельство, что мы с Толстым не хотим расставаться надолго. В каком смятении были сердца и в каком тумане головы, чтобы не понять всей нелепости этого плана! Правда, я первая отрезвела, письма же Толстого из Англии были все еще полны призывов, тревог и горьких недоумений, почему я не еду. Надо сказать, что и у самого Толстого было немало затруднений перед отъездом. Он писал мне из Петрограда: “…сейчас узнаю, что белобилетников за границу не пускают совсем, и как мне удастся выехать в понедельник – один бог знает. Хлопочет сэр Бьюкенен, сам писал прошение, чтобы меня пустили; одного хроменького капитана замучили совсем беготней по отделениям в штабе. Я просидел сегодня там пять часов у англичан и со всеми подружился».

Сложным был маршрут. Сначала предстояло добраться до Белоострова, затем до Торнео, откуда до шведской границы всего одна верста, причем на санках. И только затем поездом через Стокгольм в Христианию. А далее морем до Ньюкасла, что наиболее опасно. Ну и затем в Лондон.

О поездке Алексей Толстой рассказал Наталье Васильевне в письме 20 февраля из Ньюкасла: «…пишу тебе в маленькой комнате с наглухо закрытыми ставнями. Горит камин и свистят поезда. Часа четыре назад мы приехали наконец в Ньюкастл, по дороге набрались страху, так как немцы нас разыскивали, но капитан изменил курс. Завтра в 4 будем в Лондоне, и завтра же начнутся банкеты и осмотры, а через неделю поедем на фронт. Нам обещают показать немцев шагах в 50-ти. Затем повезут осматривать флот. Ньюкасл произвел на меня очень сильное впечатление, – это город верфей, кораблей и каменного угля. Везде видны гигантские краны, мосты, мачты; проносятся поезда. Вечером нет ни фонарей, ни света из окон. Множество народу бродит в темноте по улицам».