Алина Покровская. Дорога цветов

А если снова «остановиться, оглянуться», вспомнится без каких бы то ни было сопоставлений (пожалуй, лишь в плане сравнений с другими актрисами) роль прямо противоположная – Лариса Садофьева в спектакле «Молва»[16] по пьесе Афанасия Салынского. Спектакль был поставлен в Театре Советской Армии почти одновременно с постановкой Андрея Александровича Гончарова в Театре имени Вл. Маяковского. Садофьеву играла там Наталья Гундарева, и необычайно интересно сравнить образы, воплощенные такими разными актрисами. И заодно представить разный взгляд режиссеров на пьесу Салынского.

Казалось бы, «Молва» была в общих своих чертах типична для того времени, когда, оглядываясь назад, мы научились уже немного иначе смотреть на события, потрясшие весь мир. Но какие-то отголоски романтических и идеалистических настроений просыпались в душах поколений, впитавших едва ли не с молоком матери героику далеких десятилетий, неоспоримую правоту тех, кто «огнем и мечом» насаждал ее в неокрепшем сознании будущих строителей коммунизма. С опытом приходило еще смутное, не во всем определенное чувство, что все было отнюдь не так радужно. Но звучавшие в поэзии, прозе, спектаклях и фильмах поступки людей, не задумываясь жертвующих жизнями не только своими, но и своих близких, во имя светлого будущего все еще вызывали неподдельное волнение. Приближающееся семидесятилетие Великого Октября вызвало если не энтузиазм, то, по крайней мере, вполне осознанное массами граждан нашей страны ощущение грядущего торжества.

Да и вера в то, что все мы будем жить лучше, а не мы – так уж точно наши дети, до конца еще не истаяла…

В то время, когда вышли эти спектакли, критика всячески поддерживала оптимистический настрой пьесы и спектаклей, их революционный пафос, но случайно ли драматург именно в эти годы задумался об измельчании душ тех, кто творил революцию, когда осталась далеко позади оттепель, когда прошли десятилетия, начала расцветать стагнация, и все увиделось несколько иначе? И не эта ли тема оказалась наиболее горько и болезненно созвучной времени?

Евгений Сурков и Михаил Швыдкой в своих обстоятельных статьях, посвященных спектаклю Театра Советской Армии, имели все основания определить пьесу Салынского как трагедию.

Для Андрея Александровича Гончарова, каждым своим спектаклем посылавшего определенную «телеграмму в зал», «Молва» в каком-то смысле становилась эпическим полотном о героических людях и героических деяниях. Как всегда у этого режиссера, ярко театрализованной, захватывающей картиной далекого прошлого.

Для Иона Унгуряну история представала несколько иной.

Лариса Максимовна Садофьева прожила бурную молодость: юная кавалеристка времен Гражданской войны, награжденная именным оружием, став «чином», директором лесоторговой базы, превратилась в обыкновенную взяточницу и воровку. Отчего произошло это перерождение? От изменившейся реальности, как будто призывающей захватить все возможные жизненные блага, услужливо предложенные нэпом? От невозможности и нежелания противостоять искушению, оказавшемуся настолько сильным: муж-профессор, высшее общество пусть и не высоко стоящей Птюньки, стремление к обогащению, о котором в юности и мечтать не смелось? И лишь смерть Авдея Можаренкова, бывшего возлюбленного, чувство к которому не истаяло с годами, пробудила в ней нечто человеческое…

Садофьеву можно сравнить с Люськой из булгаковского «Бега»: наступает в жизни женщины момент, когда прежние идеалы, какими бы высокими и чистыми они ни были, теснятся под давлением жизни, в которой многое становится не просто желанным, но дозволенным.

Образ Ларисы Садофьевой достаточно неоднозначный, из девушки-кавалеристки Красной армии, готовой, может быть, не столько в любой момент свершить все, что потребует от нее новое государство, равного которому нет на планете, сколько отправившейся вслед за своей любовью к командиру эскадрона Можаренкову на поля сражений, в стяжательницу, желающую во что бы то ни стало ухватить самый большой и самый сладкий кусок пирога, потребовал от Алины Покровской тщательной внутренней, психологической разработки. Ради соблазнивших ее «прелестей нэпа» Садофьева не останавливается ни перед интригами, ни перед подлогами. Она выбрала мир, в котором царит и правит, – местные нувориши и муж, профессор губернского университета как гарант высокого положения.

Михаил Швыдкой точно отмечал в рецензии на спектакль: «Некая разрешающая способность наибольшей театральной сцены Москвы сослужила здесь редкую службу: разъединяя персонажей, разрушая возможность доверительного общения “по правде”, самый размер подмостков заставлял идти к монументальной идейности конфликтов, которые раздирали героев. Это качество сцены… было использовано в художественной ткани спектакля осмысленно и последовательно… В подобной эстетике спектакля обнаружили свой подлинный смысл некоторые мотивы пьесы, полнозвучие обрели некоторые ее партии».