Алина Покровская. Дорога цветов

Но постепенно приходило понимание (Покровская играла это состояние очень точно!) того, что жизнь опустела и окончательно обнищала без чего-то очень важного, незаменимого: лишившись Григория, Кораблева и Кукин теряли неизмеримо более важное – человеческое отношение, невымышленные заботу и внимание, которые были им так остро необходимы. Финальный диалог Кораблевой и Григория расставлял все акценты: они сыграли серьезные, значительные роли в жизни друг друга – Григорий спас Кораблеву после тяжелой болезни, а она щедро одарила его духовно и душевно, заставив поверить в себя и свою необходимость другим. И, уходя от Жанны Владимировны, Григорий незаметно оставлял на книжной полке конверт с деньгами…

Вот как вспоминает об этом спектакле двадцать лет спустя режиссер Сергей Вальков: «Пьеса Александра Галина замечательная, и роль у Покровской там была замечательная. Ей поначалу было очень трудно – ведь возрастная роль, надо было это как-то преодолеть, но потом мы вместе решили, что не надо педалировать возраст, надо просто искать человеческое, женское. Алена репетировала пристрастно, как и все, что она делает. Спектакль шел очень хорошо, и артисты, и зрители были почти одинаково взволнованы этой историей, в сущности, вполне обычной для нашего времени…»

XXXV

Пять лет назад, к 70-летнему юбилею Победы, на большой сцене Театра Российской Армии появился масштабный, мощный спектакль «Судьба одного дома». Думается, режиссер Борис Морозов пошел по верному пути, не выискивая среди пьес советского репертуара что-то подходящее именно для этого театра. Это он сделает позже, пятью годами спустя, возобновив на подмостках «Барабанщицу» Афанасия Салынского, прославившуюся некогда на сцене ЦАТСА, в том числе и с блистательным участием в ней Алины Покровской.

Но тогда Морозов искал не продолжения традиций (в чем сегодня видится совершенно особого рода насущная необходимость), а принципиально нового подхода к материалу, призванному эмоционально воздействовать не только на ту часть публики, что пережила и помнит трагические годы войны, но и едва ли не в первую очередь на тех, на кого вместо живой памяти действуют или могут пагубно воздействовать те попытки переписать историю, что нередко слышатся сегодня со всех сторон.

И для этого Борис Морозов избрал те самые страницы «лейтенантской прозы», фрагменты романов и повестей, что когда-то вихрем ворвались в жизнь нескольких поколений своей силой, болью, правдой…

Значительно позже, уже в конце 1980-х – начале 1990-х, мы смогли прочитать книги, в момент их появления недоступные в силу различных цензурных, идеологических преград. На них заказывались уничижительные рецензии и статьи в толстых журналах или на страницах официальных газет (впрочем, неофициальных тогда просто не существовало). Но в тот момент, когда эта литература буквально обрушилась на нас, она произвела впечатление мощного взрыва. И одним из первых потрясений стал роман Василия Гроссмана «Жизнь и судьба».

В спектакль «Судьба одного дома» автор пьесы, артист театра Владимир Еремин, написавший инсценировку, и режиссер Борис Морозов включили один из самых, может быть, трагических эпизодов романа, именно Алине Покровской доверив сложнейшую роль – матери Виктора Штрума, Анны Семеновны. Самого Виктора сыграл Владимир Еремин.

Надо сказать, что этот фрагмент романа «Жизнь и судьба» – центральная, наиболее сильная часть спектакля, рожденного из эпизодов в основном тех произведений, что получили наименование «лейтенантской прозы» и буквально взорвали наши литературные впечатления о войне, царившие в те времена. В них дышала неприкрашенная, пропитанная кровью и болью правда, органически соединенная с простотой, почти будничностью повествования, вызывая ощущение ужаса и почти каких-то нравственных судорог.

Позволю себе небольшое отступление, отчетливо сознавая, что в наше время, наполненное одновременно агрессивностью, жестокостью и равнодушием к чужим бедам, два приведенных ниже стихотворения уже вряд ли вызовут те чувства, что вызывали в момент, когда стали нашим достоянием.

Одним из таких произведений было стихотворение юного поэта Иона Дегена, прошедшего войну, а затем, когда это стало возможным, уехавшего в Израиль и дожившего там до 2018 года. Не знаю, вошло ли оно в какую-нибудь из антологий стихов, написанных во время войны, мне довелось услышать его из уст режиссера Московского ТЮЗа и педагога Школы-студии МХАТ Иосифа Секирина и – запомнить на всю жизнь эти страшные строки:

Мой товарищ, в смертельной агонии
Не зови понапрасну друзей.
Дай-ка лучше согрею ладони я
Над дымящейся кровью твоей.
Ты не плачь, не стони, ты не маленький,
Ты не ранен, ты просто убит.
Дай на память сниму с тебя валенки.
Нам еще наступать предстоит.