Алиса Коонен: «Моя стихия – большие внутренние волненья». Дневники. 1904–1950

Господи, Господи, в сущности, я необыкновенно счастлива.

10 часов.

Хотел позвонить по телефону сегодня и не звонил…

Дождь идет, погода мрачная, скучная…

Гулять нельзя.

26 сентября [1907 г

.]. Среда

11 часов ночи.

Тяжелый день сегодня.

Сейчас голова болит очень, на лоб давит что-то.

Господи, хоть бы захворать [надолго].

Прости меня, Царь Небесный…

Но ведь я ужасно страдаю, мучительно, нестерпимо.

Когда Фанни [Ф. К. Татаринова] сказала сегодня – «у Вас премилое лицо, но [корпус никуда. – вымарано] вам надо изменить свою отвратительную [фрагмент листа вырван] – все поехало у [дефект текста]», кровь прилила к [дефект текста] захотелось крикнуть громко, так, чтобы все содрогнулись от этого крика, отозвались бы на него351.

Какие гадкие нечуткие люди.

Добила-таки меня.

Я ревела, как безумная.

27 [сентября 1907 г

.]

1 час ночи. После репетиции 11 и 12 картин.

Вас. видала мельком перед началом 11 картины. Гов[орит] – болен совсем: кашель, насморк, хотя вид свежий, лучше, чем всегда.

Грустно мне.

Плакать хочется…

28 [сентября 1907 г

.]

Вероятно, долго не увижу Вас.

Все время он не занят в театре, а так приходить вряд ли будет, [раз. – вымарано] если болен.

Грустно, грустно…

А небо ясное, воздух светлый, теплый…

Уехать, уехать…

Сейчас немного поболтали с Вас.

Как противно, что все знают, все смотрят, подглядывают…

Все время надо быть начеку…

Это ужасно…

Когда мы ходим или сидим в буфете с Вас. и если подходит кто-нибудь из актеров, я готова провалиться сквозь землю, и всегда виновато улыбаюсь, и вид глупый…

Ужасно…

Эти свиданья и разговоры в театре мучительны…

И ему, наверное, неприятно.

Надо выдумать как-то иначе.

29 [сентября 1907 г

.]. Суббота

Сумерки…

[«Я люблю сумерки…» – зачеркнуто.]

«Час старых воспоминаний, сказок».

В эти минуты хорошо думается… хорошо грезится…

Были с Ракитиным на «Прекрасной Елене»352.

Удовольствия получила мало, хотя все-таки не жалко вечера – сидеть дома или в театре было бы, наверно, томительнее. Скучно в театре последнее время, такая тоска – сил прямо нет.

30 сентября [1907 г

.]

4 часа.

Сегодня вечером генеральная 4 акта.

Думаю, Вас. придет. Пойду.

2 октября [1907 г

.]. Вторник

Ужасно, ужасно, ужасно…

Едва сдерживаюсь от слез.

Адашев – будь бы кто другой…

Когда дверь захлопнулась и я очутилась одна на лестнице, разом словно рухнуло что-то внутри…

Такая была боль…

Я шла домой тупая…

Как я мечтала об этом дне, как страстно ждала его…

И вот я с ним, одна, у него…

И что же… Сразу, как вошла, так почувствовала – не то, не то…

Чинно уселись на разных концах стола, осторожно стали говорить, из боязни, что каждую минуту может показаться горничная…

Все время трепет, волненье, страх…

Да, [далеко. – зачеркнуто] не то, что в Петербурге…

Украдкой прижмется ко мне, поцелует, а я стою тихо, боюсь даже ответить на ласку.

Мука…

Нет, больше никогда, ни ногой туда…

Лучше не надо совсем.

3 октября [1907 г

.]

Сегодня генеральная353 наших картин. Пошла было в театр, но потом вернулась. Совсем больная…

И Вас. болен… Тоскливо.

Завтра день придется высидеть.

Если бы я могла пойти к нему, сидеть с ним, ухаживать за ним…

Ведь он совсем один теперь…

Милый, милый мой.

Сейчас мне ясно представилось, что когда вернется Нина Николаевна [Литовцева] – он будет любить ее…

Он тоскует без нее…

Может быть, этой временной разлукой она рассчитывает вернуть его к себе.

Господи, мне страшно!

Первый раз за все время я чувствую ревность, мучительную ревность к ней…

Жена… Ведь она его жена.

Я с ума сойду…

4 октября [1907 г

.]

Как страшно нелепо построена жизнь… Столько противных, никому не нужных условностей… Как естественно и понятно, что я должна быть с ним – раз мы любим друг друга – что мы должны быть вместе.

Господи, а я… не могу даже прийти к нему – на минутку…

Почему? Есть ли в этом хоть чуточку смысла?!

Ужасно!

Отправила Вас. письмо. Буду ждать ответа. Сегодня – генеральная 4-х актов – «Келья» выпускается, боюсь, не всерьез ли заболел Вас.

Господи, Господи, до какой степени он мне дорог.

Завтра мне будет 20 лет. 20 лет. Как ужасно целых 2 десятка лет – прожить.

Еще – столько же, и я – старая…

Боже мой, это ужасно!

___

Единственное мое утешенье теперь – это его карточка. Он как живой на ней.

5 октября [1907 г

.]

Двадцать лет. Пережито больше, чем нужно. Это хорошо… Осталось мало. Я не из тех, что долго живут…

Сегодня ясный день. Небо чистое, солнышко светит…

Я представляю себе Вас. Один в пустой квартире… Лежит… Тишина… Только часы тикают. Такой тихий, спокойный… Думает… У себя в кабинете…

___

На столе стоит открытка из «Одиноких»354.

Я вспоминаю Петербург…

«Милая, милая, милая…»

Родной мой, любимый.

Как страстно рвусь к тебе – каждая частица моего существа!..