Алька. Кандидатский минимум

В СССР для командированного колбаса копчёная или полукопчёная – это большое подспорье, не нужен холодильник, не успел или не нашёл, где пообедать, не беда – вода, кипятильник, чай, сахар, хлеб, колбаса и ты сыт.

Слава богу, в наши годы большевики – дай им бог здоровья – уже отменили карточки на хлеб повсеместно.

В той же командировке Воронин – мастер участка порошковых фильтров – умным советом произвёл революцию в нашем производстве пористых сетчатых материалов.

Одним из важнейших этапов технологии производства являлась до этого момента промывка сеток с целью их обезжиривания, это обеспечивало хорошую сварку слоёв материала при прокатке. Толпа доцентов-процентов, кандидатов, апсирантов, анженеров думала, как мыть, чем мыть. Мыли бензином, фреоном, дышали этой дрянью, потом везли в Выксу на завод, где эту грёбаную нержавейку, только в виде порошка, спекают при нагреве в водороде.

Так вот, Воронин, зная наши проблемы с мытьём сеток, спросил:

– А чего вы дурака валяете со своей сеткой, моете её, морочитесь?

Санёк с умным видом стал втолковывать туповатому мастеру, для чего мы морочимся, мастер ответил старшему инженеру:

– Да это понятно, а чего вы их не положите просто в печь водородную?

Сашка, не очень понимая ни ход мыслей простоватого мастера, ни того, что произойдёт с нашими сетками, поинтересовался:

– И что будет?

Воронин, удивляясь нашему хреновому знанию процессов, происходящих в металлах при высокотемпературном нагреве в безокислительной среде, ответил:

– Восстановится окисленный слой на ваших сетках, масла и грязь ваши сгорят и без следа улетучатся.

С этого дня мы перестали мыть сетки, что в разы упростило подготовку материалов к прокатке – один простой совет цехового мастера – толкового специалиста, а сколько пользы. Сонм доцентов, кандидатов, аспирантов, инженеров без малого десять лет, зная о существующей на ВМЗ технологии спекания порошковых материалов, не догадался засунуть перед прокаткой эту нашу клятую сетку в водородную печь. Если б не Мишка Воронин, так бы, наверно, до сих пор и мыли её во фреоне. Тут задумаешься, может, мы всё ж таки не тем делом занимались и нам нужно было найти другое применение для себя? Что-то попроще.

В сентябре меня на неделю загнали на овощную базу. Интересная вещь – пока работал слесарем, ни на одной овощной базе и ни в одном колхозе не требовались мои умелые руки, как только поступил в институт и начал работать техником-конструктором, всё, пошли овощные базы, колхозы и прочее. Наверно, поэтому нынешние либералы практически всю промышленность, которую большевики строили, под нож пустили – они вообще, видно, с этих баз не вылезали, ну и решили: а пошло оно всё нах…

В октябре меня направили учиться считать население, сказали, что в январе 1979 года будет его Перепись.

При Бауманском исполкоме создали переписной отдел, начальником которого назначили замначальника отдела кадров МВТУ. В отделе было, кажется, десять-двенадцать, точно не помню, секторов, и меня назначили в один из этих секторов заведующим. Обучали нас две недели, суть обучения проста – как должна быть заполнена каждая клеточка в опросном листе и как проконтролировать безошибочность заполнения. Закончив обучение, мы сами неделю дрессировали счётчиков – студентов МВТУ и стали ждать январской даты начала переписи.

В ноябре Илюха защитил диссертацию – всё прошло блестяще. Банкет тоже был на высоте – в «Метрополе». Посидели славно, мне запомнилось, как какая-то дама комплекции, близкой Монсеррат Кабалье в зрелые годы, гулявшая в кабинете второго яруса, вышла на балкон и стала петь романсы, пела громко. За давностью не помню, насколько хорошо, но это оживляло – хорошо посидели.

На день рожденья – у меня прилетел тридцатник – я пригласил народ в Астраханские бани. Зять мой Жора в то время подвизался в «Аэрофлоте», и от него нам перепало с десяток аэрофлотовских подносов, кои я забрал в баню – оказались чрезвычайно полезны в стеснённых банных условиях. В кабинку, рассчитанную на четырёх человек, нас набилось человек восемь и ещё двое в соседнюю. Каждому я вручил такой поднос, в углубления которого были положены горячее мясо, приготовленное Милкой дома и принесённое в термосах, соленья и закуски. Пили водку, пиво, парились в парной, произносили тосты – было весело. Декабрь был холодный в тот год, пространщик, поднося пиво, забирая пустые кружки или проходя мимо нас, говорил:

– За бортом минус двадцать четыре; за бортом минус двадцать шесть; за бортом минус двадцать восемь.

После пятого тоста у меня возникло ощущение, что я в самолёте.

На улицу высыпались вместе с закрытием бани. Холодина стояла под тридцать градусов, мне надо было на трамвай. Натянув поглубже шапку-ушанку – чтобы не отморозить уши, – стал прощаться. Мужики, увидев, что я не опустил «уши» у шапки, наперебой заорали:

– Уши застудишь.

Содрали с меня шапку и стали по очереди пытаться развязать тесёмки «ушек» негнущимися на морозе пальцами, развязывали минут пятнадцать-двадцать, за это время мокрые волосы на голове замёрзли колом.