Алхимик и королевский ингредиент

Сейн потянулся, чтобы снять с шеи мертвеца тяжелую цепь из полированной стали, но, едва коснувшись, перестал чувствовать что-либо, провалился в пустоту, потеряв себя…

Пустоту не очертить границами, не измерить ни вширь, ни ввысь. Само время здесь не более чем слово – попробуй отсчитать мгновения, и они растянутся струнами вечности, которые примутся точить слабый разум, снимать невидимую кожу.

Всякого, кто воображает себе душу сияющим силуэтом или ярким сгустком, способным осветить себе путь, ждет жестокое разочарование. В пустоте нет места свету. А может, его душа всегда была темнее, чем он привык думать?

…Сперва он научился впускать в себя холод камня. Камень окружил, заменяя собой пустоту. В камне были ходы, но ни один не вел его к теплу. Камень умел удержать свою добычу.

…Следом он научился видеть во тьме слабое мерцание огоньков вокруг. Огоньки сновали по ходам, не замечая его. Он без труда наловчился подчинять примитивный разум своих убийц одной лишь волей, но это быстро наскучило.

Чему он так и не научился, так это ждать. Мельтешение огоньков вернуло чувство времени, и стало только хуже. Мысли пожирали друг друга, как изголодавшиеся крысы на дне ямы.

Никто за ним не придет. Боги не протянут руку сквозь камень и тьму, не поведут за собой. Он предал их, нарушил клятву.

Он заслужил.

Только вера удерживала его от возвращения обратно в пустоту, не позволяла забыть, кем он был. Всякая чаша наполнится вновь. Рассыплется камень, погибнет и вновь возродится мир, судьба обернется колесом. Милость богов запалит новое Светило, и они вспомнят об узнике, позволят ему все исправить.

Он и не смел надеяться, что так скоро.

…Сейн отдернул руку, словно ошпарившись. Ноги отказались слушаться, и он завалился на спину, прямо в мягкую перину паутины. Хрустнули под лопатками чьи-то кости. Всего одного взгляда через плечо мертвеца хватило, чтобы ужас чужого одиночества впился в сердце, застудил кровь в венах.

Зелье, оставленное у головы Гарвануса, замерцало и сменило цвет с зеленого на желтый. Алхимик вцепился ногтями себе в лицо, болью отгоняя оторопь, и обернулся, одновременно запуская руку в свою сумку.

Пауки проснулись.

* * *

Противоядие они приняли заранее, еще до похода на ферму. Совсем немного, буквально по наперстку. Горькая маслянистая капля потом еще долго блуждала по пищеводу, Марго была готова осушить колодец, только бы смыть с языка этот привкус.

– Что за дрянь? – допытывалась она у алхимика.

– Вытяжка из пары трав и паучье масло. Все лучшие противоядия сделаны на его основе.

– А откуда у пауков берется масло?

– Подумай еще раз, так ли ты хочешь знать?

Она не хотела. И сейчас, размахивая мечом и не подпуская к себе восьмилапую тварь, королева понимала: всю эту возню с зельем Сейн затеял, скорее, для ее спокойствия. Противоядие не спасет, если пара изогнутых клыков длиною в ладонь войдет в мягкую плоть, пустит кровь, разрывая жилы и оставляя страшные раны.

Фитиль в опрокинутом фонаре лишь чудом не затух. Луч света смотрел на паука снизу, делая его еще больше для переполненных страхом глаз. Меч рассекал воздух. В миг, когда все началось, едва осознав, что происходит, Марго не позволила оцепенению набросить на себя железный плащ, рука потянулась к оружию прежде мысли. Но на большее королеву уже не хватало. Все уроки Альрика забылись разом.

«Ну кто так бьет? – звучал в голове насмешливый голос брата. – Ты же не траву косишь». Он никогда не упускал возможности поддеть колким замечанием, если она слишком низко держала меч или чересчур далеко отводила руку при замахе.