Альманах «Литературная Республика» №1/2013

Летние каникулы будут продолжаться с первого класса по пятый. В шестом маму повысят до приемщицы в химчистке, и она родит мне младшего братика Дмитрия от папы, который пересядет с грузовика на такси. Структура жизни качественно уплотнится и после шестого меня сошлют в пионерлагерь, и я, что называется, почувствую разницу. Детство закончится. Меня переведут в отроки…

…я отрываю глаза от книжки и смотрю вбок, на свое отражение. Оно неподвижно, и сразу за ним глубоко внизу по Лялину задребезжала трамвайная трель, рассыпаясь на искры и приглашая меня в мир больших, непонятных взрослых…

…Но каникулы все еще длятся, время не вышло, и я вижу, повернув голову, на сопливом уровне моего носа рыжие фонари, голубые искры и бесконечные линии проводов…

Павел и Пётр

Пётр рисовал на ватмане, когда раздался звонок в дверь. Он нехотя оторвался от работы и пошёл открывать дверь.

Посмотрел в глазок и увидел девушку. Пожал плечами и открыл. Девушка была беременна, слишком накрашена и испугана. Сбоку выступил парень, крепко сбитый, с цепкими глазами и светлым ёжиком. Он широко улыбнулся, у него были крепкие и ровные зубы, но улыбнулся он только зубами. Таких ребят часто можно встретить в районе вокзалов, и милиция всегда спрашивает у них документы. На нём была хорошая американская кожаная куртка, на вещевых рынках такие вещи не продают. Пётр давно искал себе что-то подобное…

Девушка виновато пожала плечами, пытаясь улыбнуться Петру, нерешительно пошевелила пальчиками, привет, мол.

Удивлённо улыбнувшись, Пётр кивнул.

– Наташа, Вы? Добрый вечер…

Он хотел спросить, в чём дело, но не успел. Кожанка выступил вперёд, сокращая расстояние до Петра на длину руки. Он мягко и дружелюбно положил правую руку на плечо Наташе и заботливо, чуть-чуть кивнул в сторону Петра.

– Этот?

Наташа, закусив губу, разглядывала пол. Виновато кивнула и просительно подняла глаза.

– Паша, ты только…

Кожанка успокаивающе кивнул. И резко наступив Петру на ногу, неуловимым, отработанным поворотом корпуса вложил в правую руку короткий, страшный удар под ложечку и тут же отшвырнул Петра от себя жёстким толчком в оба плеча. Пётр отлетел, ещё успев удивиться, почему он застрял под немыслимо низким углом…

…Кожанка убрал ногу со стопы Петра, и тот рухнул подкошенным снопом. И зашёлся в хрипе, скрючившись от страшной боли в щиколотке и солнечном сплетении. Кожанка дружелюбно пояснил:

– Этттт чтоб сразу…

Он полез в боковой карман куртки и достал изящно выработанную записную книжку с кармашком для карандашика. Книжка была из той же кожи, что и куртка. У Кожанки были крепкие, чистые пальцы и ухоженные ногти. Таких рук не бывает у шоферов. Но в его ладонях карандашик выглядел спичкой.

Кожанка пытливо листал странички, но вот нашёл и просто рассветлел в какой-то, прямо школьной улыбке, всё-таки отыскал шпаргалку, слава те…

– …расставить точки над «и», – со школьным выражением прочёл Кожанка и через плечо, не глядя, бросил Наташе, – дверку прикрой…

И хотя они были одной комплекции, а Пётр, прямо сказать, здорово поплотнел за последнее время, Кожанка взял Петра на руки легко, как ребёнка.

Он внёс Петра в комнату, оглянулся, увидел тахту и осторожно усадил.

Пётр не мог держать голову. Кожанка подняв ему подбородок, внимательно рассматривал зрачки, и удовлетворённо кивнул. Посоветовал искренне и дружелюбно:

– Носом дыши, носом… и не шибко глубоко…

Пётр медленно приходил в себя, начал различать лица. Выхрипнул:

– Воды…

Кожанка посмотрел на девушку, та сорвалась с места, насколько позволил живот, торопливо засеменила на кухню.

Кожанка внимательно посмотрел ей вслед и снова удовлетворённо кивнул, что-то себе отметив. Наташа принесла чашку. Пётр жадно потянулся, но Кожанка легко перехватил чашку у самых его губ. Отчеканил, строго и раздельно, врачебными нотками:

– Только. Маленькими. Глотками. Доехал?

Пётр послушно кивнул, и Кожанка отдал ему чашку. Пётр пил, медленно, и с отдышкой. Кожанка тихо, согласно кивал, правильно пьёшь, по уставу. Дружелюбно принял пустую посуду.

– Я спрашиваю. Ты отвечаешь. Замётано?

Пётр снова послушно кивнул. Наташа замерла у двери в мастерскую. Просительно хныкнула:

– Паша, ты толь…

Кожанка посмотрел на девушку с таким искренним удивлением, что та осеклась на полуслове.

Пётр обхватил голову руками. Ему было явно плохо. Но по глазам видно, что он осознал масштаб бедствия. И Кожанка понял, что Пётр понял. Он присел перед Пётром на корточки и кивнул на девушку.

– Она моя. Коханя моя. И больше ничья. Меня не было. Она нагуляла. Ты её трогал?

Пётр обиженно засопел:

– В каком смысле?

– В смысле, членом, – спокойно, как идиоту, пояснил Кожанка и чуть коснулся щиколотки Петра.

Скривившись от боли, Пётр отрицательно мотнул.

– Пашенька, ну твой ребёночек… ...твой… ну, что же ты позоришь меня… ведь разрешил же… сам… – тоскливо, на одной ноте, чуть слышно заныла Наташа.

Кожанка не обратил на её слова ни малейшего внимания. У Петра создалось ощущение, что Кожанка действительно не слышит Наташу.

Кожанка с пониманием и участием посмотрел на Петра.

– Болит? Снимай носок… Нууу… не дёргайся…