Утром Женя с тоской собиралась на работу. Тут столько дел, а надо тащиться на эту каторгу и видеть опостылевшие физиономии. Нет, нужно менять работу!
Но куда идти? У нее нет никакого образования, так что возьмут снова только на должность девочки на побегушках, которой затыкают все дыры. И хоть называется эта должность менеджером, суть не меняется.
Ладно, нужно поторопиться, а то и с этой работы погонят. А жить на что-то надо.
Маршрутка подвернулась удачно, так что Женя не опоздала. И тут ее перехватила в туалете Верка.
– Королькова, что у тебя с Расторгуевым? – строго спросила она.
– Ничего, – растерялась от такого напора Женя, но тут же опомнилась. – А твое какое дело?
– Значит, что-то есть, – констатировала Верка, – а я еще Лешику не верила.
– Лешка? Лешка растрепал?
– И ничего не растрепал, пока только я знаю, – успокоила ее Верка, – ты забыла, что мы с ним соседи?
Это было верно, Лешик жил с Веркой на одной площадке, она его и пристроила в фирму. Мать его умерла, отец женился снова на такой стерве, что и не описать, она ненавидела безобидного Лешку всеми фибрами души и пыталась сжить со свету, а пока перестала кормить.
Лешка же, хоть и худой как велосипед, был необычайно прожорлив, что приводило его мачеху в ярость. Верка по доброте душевной подкармливала иногда Лешку, а за еду он готов был выболтать все что угодно.
– Продал! – ахнула Женя. – Продал меня за миску чечевичной похлебки!
– При чем тут чечевица? – удивилась Верка. – У меня суп грибной был. Короче, что у тебя с Расторгуевым? Для чего он твои координаты у Лешика узнавал? Мог бы у меня спросить вообще-то…
– Ага, у тебя спроси, так через пять минут об этом весь коллектив знать будет!
– Ну-у… слушай, а ведь он на тебя запал на корпоративе, я заметила! – оживилась Верка. – Ты пришла вся такая… такая… – Верка в воздухе показала руками, – ну, мужик и поплыл. Имей в виду, Женька, Расторгуев – очень даже неплохой вариант. Небедный, в Москве квартира имеется, приличный, в общем, человек и неженатый.
– Я знаю, – сдуру ляпнула Женя, – он говорил.
– Ого, уже и до этого дошло! Если мужчина сам признается, что не женат, значит, у него серьезные намерения! – авторитетно сказала Верка. – С женой он давно в разводе, детей нету, так что не упусти!
– Да нужен он мне был, старый пень!
– Чего? Женька, ты рехнулась, что ли? Да ему сорока нету, тридцать восемь всего, я точно знаю!
– Да? – Женя удивилась, Расторгуев всегда казался ей если не стариком, то взрослым солидным мужчиной. Это оттого, тут же поняла она, что она сама по своему менталитету была подростком. Хоть и не двенадцати лет, но пятнадцати-шестнадцати.
Не слишком повзрослела за семнадцать лет, что прошли со смерти родителей. Это сейчас воспоминания постепенно возвращаются, и, наверно, скоро Женя станет ощущать себя на свои двадцать девять лет. Давно пора вообще-то…
В это время открылась дверца одной из кабинок и появилась Ольга Фараонова.
– Не ждали? – весело спросила она. – Привет, девочки!
Женя с Веркой окаменели и молчали, пока Фараонова неторопливо мыла руки и вертелась перед зеркалом. Затем она вышла, напевая что-то веселое.
– Зараза какая, – не выдержала Женя, – нарочно там тихо сидела, подслушивала.
– Теперь все узнают, – согласно кивнула Верка. – Кстати, Расторгуев звонил, сегодня во второй половине дня приезжает.
– Ой, мне с обеда уйти нужно, скажи начальнику, что я к зубному, а, Вер?
– Ладно, но в последний раз, ты с Расторгуевым отношения выясни, потому как начальник и то спрашивает – с чего это он к нам зачастил?
Женя едва высидела на рабочем месте до обеда и улизнула в библиотеку имени Писемского.
В холле библиотеки было пусто и тихо, напротив входа висел портрет человека с кудлатой бородой и редкими всклокоченными волосами, топорщившимися вокруг обширной плеши.
Надо полагать, это и был писатель Писемский, имя которого носила библиотека.