— Чтобы начертать предостережение, была использована сильная магия. Очень сильная. Для этого была смешана моя и чужая сила. Так что сам я, в одиночку, никогда не смог бы уничтожить или изменить надпись. Но, к счастью… к моему счастью, предупреждение не остановило тех, кто жаждал большего, чем им дано. Такие среди вас были и будут всегда. Неразумные маги надеялись, что, взяв немногое из запретного источника, они не навлекут большой беды. А, может быть, они полагали, что если большая беда и придёт, то это будет не скоро, и беда обрушится не на их головы. И они брали. Понемногу. Но часто. А потом, пообвыкшись и ощутив безнаказанность — больше. И ещё чаще.
Люди пользовались моим могуществом, иссушая мою плоть. Они воровали мою магию и растрачивали её на свои смешные нужды. Но всякий раз, когда кто-либо извлекал из саркофагов часть моей силы, я успевал стереть часть написанного. Незаметную, малую часть, и лишь в тех местах, в которых считал нужными. Я убирал то, что могло насторожить осторожных.
Уходившая из меня сила уносила кусочек запретной надписи. Это была долгая и кропотливая работа. Я стирал медленно. По точке, по чёрточке. На каждый знак уходило по веку и не по одному. Но долго — это ведь не значит вечно.
Кощей усмехнулся:
— За тысячи лет я смог убрать лишь два слова. Но большего и не потребовалось. Как видишь.
Тимофей вздохнул. Он видел.
— Людская память — недолговечна, — продолжал Кощей. — Со временем первоначальный смысл надписей, сделанных на кристаллах, забылся. Появился другой — домысленный людьми. Именно его ваши мудрецы вносили в свои магические книги и открывали ученикам. Желаемое выдавалось за действительное. Это для вас — обычное дело.
Снова в тишине тронной залы раздался неприятный смешок твари.
— Вместилище дармовой силы — магической и не только — коварная и опасная вещь. У вас, людей, слишком слабая воля и неутолимая алчность. Вы всегда были и будете падки на дармовщинку. Потому даже ваши маги легко доверяются таким артефактам, — Кощей кивнул на блестящие черепки от кристаллов-саркофагов, — и попадают под их влияние. Чародей, получающий в своё полное распоряжение один из них, непременно поддаётся соблазну отправиться на поиски другого. А лучше — двух, а ещё лучше — трёх… И совсем хорошо, думает он, если удастся собрать все. Кажется, всё так просто: чем больше источников силы сумеешь отыскать, тем большее могущество обретёшь. И не только могущество. Как думаешь, чего не хватает могущественному чародею?
Кощей Неупокоенный ответил на свой вопрос сам.
— Бессмертия — вот чего. А тут такое… Глупые людишки и в обыденной-то жизни видят лишь то, что хотят увидеть. А уж в древних пророчествах, посланиях и предостережениях они тем более читают не то, что было написано, а то, что желают прочесть. Человеческие страсти делают слепыми и легковерными даже мудрейших из вас.
«Значит, Шестеро предостерегали нас…» — Тимофей уже привык к этому странному диалогу, когда он задаёт вопросы молча, а ему отвечают вслух. После стольких веком молчания, Кощей никак не мог наговориться.
— Да, шесть чародеев, открывших мне пусть в этот мир, а после сумевших меня перехитрить, предупреждали своих потомков об опасности. Но вы не вняли их предупреждению.
«Но разве каждый из Шестерых не стремился сам собрать Чёрные Кости воедино!»
— Ты этому веришь?
«Так… так сказал Угрим.»
Хотя Угрим ли? Или тот, кто говорил за него?
— Не всё из того, о чём рассказывал твой князь, происходило на самом деле.
«Тогда что же было на самом деле?
— Хочешь узнать? — Кощей улыбнулся. — Хочешь узнать, что те Шестеро сделали со мной и как поступили после этого? Что ж, знай. Верному слуге бывает полезно знать настоящую правду.
Руки Кощея чуть шевельнулись. Холодная воздушная волна ударила Тимофея в лицо. Или это был не воздух, а порыв незнакомой навьей магии…
Глава 16
Адамантовый трон высился в центре просторной залы. Знакомый трон и знакомая зала… Только трон стоял прямо и был цел — с подлокотниками, передними ножками и изголовьем на спинке. Только зала была чиста и светла.
Кощеева тронная зала в те времена ещё не опустилась под землю. Узкая лестница, поднимавшаяся к сводам, вела не к подземельям, а куда-то на крышу. Или на открытую верхнюю площадку.
Яркий солнечный свет, лившийся из высоких стрельчатых окон, играл в крупных алмазах трона, отражался и рассыпался ослепительными брызгами по всей зале. Сияние каменьев, тщательно подобранных один к одному, завораживало и притягивало взор.
Тот, чью память на время обрёл Тимофей, шёл к сверкающему трону от распахнутых ворот — массивных, роскошных, украшенных причудливыми золотыми узорами.
Возле трона и вокруг него стояли шесть фигур в длинных серых мантиях с капюшонами. Шестеро приветствовали вошедшего низкими поклонами.
— Трон владыки мира ждёт! Трон владыки мира ждёт! — тихий шёпот растекался по зале.
«Трон-владыки-мира-ждёт-трон-владыки-мира-ждёт» — монотонно пульсировала одна и та же мысль в склонённых головах. Больше ничего не пробивалось сквозь эту пульсацию.