Алмазный трон

Голова навьей твари снова качнулась из стороны в сторону. С губ Кощея не сходила глумливая ухмылка.

— Ты считал, что говоришь со своим князем, но откуда тебе было знать, кто в тот момент разговаривал с тобой его устами?

— Не путай меня! — Тимофей тряхнул головой. — Я говорил с Угримом, и Угрим говорил со мной! У князя в тот момент была своя голова на плечах!

— На плечах — да. Но моя голова была под его плечами. В нём. На его спине. В его горбу. К тому времени она уже владела им полностью. Мои мысли были в его голове, и мои слова — в его словах.

Разве такое возможно? А, собственно, почему нет? Тимофей сам ведь попадал под чары Арины. Так с чего он взял, что чего-то похожего не могло случиться с Угримом. На всякого хитреца найдётся своя хитрость. На всякого чародея — своё чародейство.

— Я говорил его речами. Я управлял его деяниями и его поступками. Но это стало возможным ещё и потому, что с самого начала мы с ним были во многом похожи.

«С самого начала? — билось в голове Тимофея. — С самого? С начала?»

— Твой князь больше, чем кто-либо другой подходил для моих замыслов. Поэтому я и выбрал его. Ещё там, в северных землях, на дне провала. Когда твой князь был отроком. Когда он не прошёл испытание Шамана-Хранителя своего племени.

Вот оно что. Вот оно как…

— Потом мы с ним долго были едины. Это ещё больше усиливало нашу схожесть. Вернее, это делало его похожим на меня. Я помогал Угриму, я вёл его к цели. К нашей общей цели. Чтобы позже он помог мне. Поэтому именно он стал ищерским князем. Именно он отыскал мою тронную залу. И именно он собрал воедино части меня. Но теперь князь сослужил свою службу. И мне нужны новые слуги. А ты — хороший, преданный, проверенный слуга. Поэтому убивать тебя я не буду. Полезным людям я позволяю жить. Во всяком случае, до тех пор, пока они не становятся бесполезными.

Тимофей молчал, осмысливая услышанное. А ведь Угрим, действительно, искал Чёрные Кости с той же одержимостью, с какой делал бы это сам Кощей. И, в итоге, князь оказался успешнее прочих искателей.

Кощеевы глаза смотрели на него, не моргая.

— Ну? Теперь ты понимаешь, что у тебя нет выбора? Что ты обречён служить тому, кому дал слово служить?

Тимофей отступил на шаг.

— Даже если это так, я беру своё слово обратно.

— Э-э-э, нет, — качнул головой Кощей. — Сказанного слова не запихнуть назад в глотку. Особенно, если это слово верности. Особенно, если это слово дано мне. Нужно быть осмотрительнее в своих словах и клятвах. Никогда, слышишь, никогда нельзя клясться кому-либо или чему-либо служить во всём. Со временем многое может открыться. И многое может изменяться. Со временем служба может оказаться совсем не той, на какую ты рассчитывал. Так что лучше вообще никому не обещать никакой службы. Впрочем, тебя этот совет уже не касается. Ты уже сказал своё слово. И что-то менять для тебя слишком поздно.

— А вот это мы сейчас увидим! — процедил Тимофей.

Клятва? Плевать на клятву! Слово? Плевать на слово! Трижды сказанное «да»? Да хоть тридцать раз по трижды! Всё равно! Пле-вать!

Его скрученный спиралью меч был сейчас бесполезен. Но вокруг полно другого оружия. Тимофей бросился к валявшемуся неподалёку длинному латинянскому мечу.

Говорят, Кощей бессмертен и его невозможно убить. Но Тимофею сейчас было плевать и на то, что говорят.

Это казалось безумием. Никчёмной глупость и полнейшим безрассудством. Любой чародей средней руки, наверняка, опередил бы его и легко остановил боевым заклинанием, а Кощей был явно не из середнячков. И всё же он не сотворил даже простенькой защитной волшбы.

Кощей неподвижно сидел на троне и улыбался в лицо Тимофею.

Тимофей поднял меч, шагнул вперёд.

«Сдохни тварь! Или убей меня!»

А Кощей всё улыбался. Не колдовал.

Однако проверить, так ли уж неуязвима для боевой стали навья плоть, Тимофею не удалось. Жгучая боль, хлынувшая откуда-то изнутри, пронзила правую руку и разлилась по телу.

Ладонь, сжимающая рукоять меча, разжалась. Онемевшие пальцы распрямились. Меч выпал. Сознание помутилось.

* * *

Тимофей обнаружил себя лежащим на полу. Эхо его вопля ещё металось по тронной зале. Левая рука обхватила правую.

Боль уходила медленно, тугими нервными толчками. А когда, наконец, она ушла, осталось странное оцепенение в мышцах и пустота в голове. Тимофей не мог шевельнуть даже пальцем. И уже было ясно: ЭТО будет проходить дольше. Гораздо дольше, чем первая волна боли.

— Это не моя магия, — вновь раздался голос Кощея, так похожий на голос Угрима. — Это твоё слово верности. Ты не сможешь поднять на меня руку. И ты будешь служить мне во всём. Как обещал.

Это был не вопрос. Это было утверждение.

Тимофей застонал сквозь стиснутые зубы. Неужели, правда? Неужели всё, что рассказывает ему тварь, правда? Но как?! Но почему?! В голове ТАКОЕ не укладывалось!

Быть может, его мысли были услышаны. Быть может — нет.

Но ответ был получен.

— Кровь твоего князя-колдуна, живая, сильная кровь, согревала меня даже через это… — Кощей поднял осколок лопнувшего кристалла, застрявший между адамантов трона. Задумчиво повертел его в руках.