Он разжал пальцы, и голова девушки упала. «Виртус Виолатио!» — ещё один синий луч сломал плечо, и возле головы также стала натекать тёмная блестящая лужица, подбираясь к лицу. Эйнар бросил волшебную палочку Хембридж в эту лужу, словно награждал её за хорошую работу. Она опять напилась крови и выросла, розовая вставка запульсировала, как живая. «Она словно питомец у меня, — подумал парень, вылавливая палочку из крови Джинни, — У кого сова, у кого кошка… А у меня — волшебная палочка-кровосос. Бр-рр…» И он написал кончиком палочки по оставшемуся пятну имя девушки. Усмехнулся, наблюдая, как натекающая кровь скрыла надпись, и ушёл за ширму переодеваться.
Перед уходом он ещё раз оглядел комнату, убедился, что Джинни ещё дышит, но ей осталось не долго. Затем он уложил поровнее тела Гермионы и Рона, дважды произнёс «Эритлапидем**!» и трансфигурировал обоих в камни. И наконец-то отправился в расположение факультета. За окнами Замка Хогвартс уже брезжил рассвет.
…В первый день каникул Эйнар Эвергрин опять проспал дольше, чем обычно. Но спустившись из спальни в Общую комнату, он увидел, что Гарри Поттер стоит у окна.
— Привет, — староста дружески толкнул плечом очкарика и встал рядом, тоже наблюдая, как толпа учеников, уезжающих на каникулы по домам, стекает по ступеням из дверей Замка и рассаживается по каретам. — Что на завтрак не пошёл?
— Да ну… Только и разговоров, что о доме… Не хочу слушать. Мой дом — Хогвартс. А ты что не поехал?
— А! — махнул рукой семикурсник. — Экзамены выпускные, чтоб их… Почитаю лучше. Тем более, что Уизли уехали.
Гарри понял, что он имел в виду близнецов, но вспомнил о Роне и помрачнел.
— Ой, извини… — сказал Эйнар, заметив это.
— Да ладно… Надо привыкать. Хотя, не знаю, когда я привыкну, что его больше нет. ...Эйнар, спасибо тебе.
— Да за что? — в голосе Эвергрина звучало искреннее удивление.
— Ну, ты теперь всегда рядом… Ты и был нам всем другом с самых первых дней, а потом мы… ну, бросили тебя, что ли… Прости.
— Не извиняйся. Пошли в Большой Зал, может, там ещё осталось что-нибудь пожевать.
…Пасхальные каникулы особо весёлыми не стали, во-первых, много заданий, во-вторых, у Поттера настроения развлекаться явно не было, а в-третьих, Эвергрин, в отличие от Фреда с Джорджем, никогда не считался подходящей компанией для безудержного веселья. Семикурсники, почти в полном составе, сидели в гостиной, обложившись учебниками, и Гарри ничего не оставалось, кроме как последовать их примеру. Но один день этих каникул всё-таки стал особенным.
13-го апреля Эвергрин проснулся от того, что в окно стучала клювом сова. Точнее, светло-рыжая сипуха. Ещё точнее, Урфина, сова Йена. Парень соскочил с кровати и впустил птицу. Она с гордостью тащила большую коробку. Эйнар отвязал посылку и усадил сову на подоконник, призвал ей поилку и кормушку из школьной совятни. Пока он быстро писал родителям благодарное письмо, в окно влетела ещё одна сова, с меткой почты Хогсмида. Она важно несла в клюве небольшой конверт с яркими цветами. Эйнар взял конверт, указал птице на еду и воду (Урфина подозрительно покосилась на них), но почтовая сова ухнула и деловито выпорхнула в окно. В коробке оказался большущий торт, украшенный кусочками фруктов и восемнадцатью свечами. Ещё две свечи лежали отдельно. Эвергрин сосчитал свечи, улыбнулся и вдруг почувствовал, что глаза увлажнились: да, ему сегодня исполнилось двадцать лет, но родители дали ему выбор, открывать ли эту маленькую тайну всем, или нет… Парень вернулся к письму, быстро дописал и вручил лист Урфине. Сова улетела. Эйнар утёр глаза и убрал вообще все свечи. Затем он переоделся и уже хотел отнести торт в гостиную, угостить всех остальных ребят, но тут вспомнил про конверт. Эвергрин развернул листок.
Да, это было поздравление. Но, читая старательно выписанные строчки после обычных поздравительных слов и пожеланий, парень бледнел всё больше.
«Я стою на краю твоей дороги,
Задыхаясь, смотрю на тебя.
Я стою на краю твоей дороги,
Задыхаюсь, тебя любя.
Я стою на краю твоей дороги,
Молча слёзы глотая,
Я стою на краю твоей дороги,
Молча жизнь моя утекает.
Я стою на краю твоей дороги,
Моё сердце кричит: „оглянись!“
Я стою на краю твоей дороги,
Мои руки дрожат: „прикоснись!“
Я стою на краю твоей дороги,
Жду, взглянешь ли на меня,
Я стою на краю твоей дороги,
Жду, ударишь ли ты меня…
Я стою на краю твоей дороги,
Я люблю, как же я тебя люблю!
Я стою на краю твоей дороги.
…Я стою на самом краю».