Алымов

удивлённо моргая, смотрел на Ивана, как на чудо.

– Объясните.

– Ну, хорошо. У вас какие документы есть на товар?

– Подлинник договора на аренду земли я вам предоставил, договор комиссии с вами заключил, накладную выписал. Что ещё нужно?

– А карантинный сертификат, сортовое свидетельство? Нету! Поэтому мы имеем полное право запросить у вашего арендодателя и в соответствующих службах райисполкома, насколько вывоз данного товара за пределы вашей области законен вообще. Вам это надо?

– Не надо.

– Идём дальше. Вы привезли большей частью чёрную смородину, да и то всего лишь одного сорта, причём не любительского, а промышленного, дачнику и даром не нужного. «Память Мичурина», кажется? И, наверное, помните, что внешний вид ваших саженцев значительно уступал почти всему, чем мы торговали на ярмарках. А в целом сортов, новейших и модных, только одной смородины у нас продавалось около пятнадцати. Так что конкурентоспособность вашего товара, как понимаете, оставляла желать лучшего. При таких обстоятельствах интересно ли было нам брать его на реализацию?

– Согласен, в отношении ассортимента, несмотря на значительно более сильную, чем у прочих, корневую систему моих саженцев, может быть, и не очень интересно. Но в чисто коммерческом плане… Вы же взяли у меня товар? Взяли. И практически весь продали от рубля до пяти за штуку. И моя оптовая партия по количеству единиц товара была самая, наверное, большая из всего, чем вы торговали.

– А мы и по восемь рублей продавали некоторые сорта смородины. С вашим же товаром намучались. Продавцам приходилось краснеть за его не совсем, мягко говоря, товарный вид в вершках, а не корешках, да и жульничать при продаже, выдавая один неходовой сорт за несколько популярных. Да вы хоть азотом-то саженцы при их выращивании подкармливали?

– Ладно, некоторые ваши доводы, не спорю, резонны… – Иван не хотел объяснять сейчас, по какой причине саженцы не очень удались «Русскому саду» в рост. Да и с ассортиментом, действительно, явная промашка вышла… В этом плане возразить директору кооператива ему было, в общем-то, нечего. – Ну, а что же рэкет?

– Так вот, при обычном раскладе рэкет забирает у нас до четверти выручки. С вашего товара, в виду всей совокупности причин, пришлось заплатить побольше – половину вырученной суммы. Из оставшегося, как указано в договоре, сорок процентов мы вычли в свою пользу за услуги, шестьдесят – причитается вам. И минус усушка-утруска, ведь отсев некондиции оказался повышенным. Итого, в среднем, получается по

тридцать пять копеек за каждую числящуюся по накладной штуку.

Иван густо покраснел от сдерживаемого с величайшим трудом гнева:

– Это же грабёж!

– Но, вы могли бы и вовсе ни с чем остаться, если бы с нами не зазнакомились.

– А не жирно ли всё-таки вашему пресловутому рэкету иметь столько с

каждого кооператива? Этим бездельникам…

– Милый мой! Этими суммами мы покупаем себе в это неспокойное время относительно спокойную работу. Иначе – хоть закрывайся. Проверок будет больше, чем покупателей. И всем дай. Дороже встанет. А эти «пресловутые», как вы изволили выразиться, мгновенно утрясают все наши проблемы.

– И вас это не унижает?

– А что, возвращаться на завод инженером и, добросовестно вкалывая по восемь часов в смену, получать в месяц столько, сколько сейчас имею за один день, а порой и за час? Ну уж, дудки!

– Для кого как… Иногда всё же люди своё достоинство ценят выше денег. Думаю, таких немало.

– Хороший вы парень, Иван, но удивительно наивный. Ничего-о, это пройдёт. Если захотите и впредь заниматься бизнесом в нашей стране, то со временем убедитесь в моей правоте и не раз ещё совета спросите. Просто у вас, в провинции, все процессы идут с запозданием по сравнению со столичными на полгода-год как минимум. И если в вашем Лесогорске, или как там его, малограмотные рэкетиры-недоумки пока ещё спонтанно грабят лишь рыночных лоточников и разных мелких кооператоров, то в Москве это уже серьёзная, грозная, высокоорганизованная сила, целенаправленно и планомерно прибирающая под свой контроль всё, что даёт хоть какую-то прибыль. И от контроля этого бесполезно даже пытаться укрыться. Ведь у руля столичного рэкета стоят не те балбесы, которые бесчинствуют на провинциальных рынках, а персоны очень солидные, связанные с самыми «верхами». Дальше будет ещё сложнее: слишком многие люди, имеющие хоть какие-то возможности, желают теперь есть хорошо, вкусно. А вкусно – значит дорого. Денежный же оборот в Москве, ну и, конечно же, уровень цен, сами понимаете, не чета периферийному. Иначе и саженцы свои реализовывать вы и вам подобные сюда не ломанулись бы.

Иван вздохнул, не пересчитывая сгрёб со стола в сумку причитавшуюся «Русскому саду» горку денежных пачек и молча вышел. Так он впервые столкнулся с явлением, которому будет противостоять в буквальном смысле насмерть все последующие годы, вплоть до своего полного поражения. Или – победы? Смотря под каким углом зрения это рассматривать.

Лесогорск, весна 1990 г.