Амадей (Пьеса в двух действиях)

Золотую эмблему убирают. Мы слышим танец Моностаса и зачарованных рабов из «Волшебной флейты» — «Это звучит изумительно. Это звучит прекрасно!» Под звуки колокольчиков слуги вносят длинный деревянный стол, заваленный рукописями и заставленный бутылками, на котором стоит перевернутая табуретка. Они ставят стол перпендикулярно к зрителю. Из глубины сцены появляется усталая КОНСТАНЦИЯ и входит в квартиру на Раунштейнгассе. Стеганный фартук подчеркивает, что она на сносях. Слева двое других слуг ставят золоченый столик с вазой-подставкой для сладкого, полной пирожных, и три золоченных стула из роскошного салона Сальери. Обе столь разные квартиры видны одновременно. Как только убирается эмблема. У Сальери появляются ВЕНТИЧЕЛЛИ.

12. Квартира Моцарта, салон Сальери.

Первый. Моцарт очень собой доволен!

Второй. Пишет оперу, но держит ее в тайне!

Первый. Никому не говорит о чем!

Второй. Это всем просто надоело!

Уходят.

Сальери. А мне он все рассказал. Все как есть!.. Церемония посвящения. Церемония с завязанными глазами. Все тайные ритуалы масонов… Он сам себе готовил погибель. А дома жизнь становилась все труднее и труднее. (Он идет в глубь сцены и садится на один из золоченных стульев, жадно поглощая пирожное.)

Моцарт тоже сидит за столом, завернувшись в одеяло и сочиняет музыку. Напротив на табуретке сидит Констанция, ежась, в платке.

Констанция. Мне холодно… Весь день дрожу… Что делать? Дров-то ни полена!

Моцарт. Папа был совершенно прав. Мы кончим, как он предсказал. В полной нищете.

Констанция. Он-то во всем и виноват.

Моцарт. Папа?

Констанция. Он сделал из тебя ребенка. И не дал вырасти.

Моцарт. Не понимаю… Ты же всегда любила папу.

Констанция. Я? Любила?!

Моцарт. Ты же его обожала. И часто говорила мне об этом.

Небольшая пауза.

Констанция (грубо). Я ненавидела его.

Моцарт. Что?!

Констанция. И он ненавидел меня.

Моцарт. Неправда! Он очень любил нас обоих. Не говори глупости.

Констанция. Значит, я говорю глупости?

Моцарт (примирительно). Конечно, женуля, душа моя!

Констанция. Ты помнишь, у нас вчера ярко горел камин? Было так холодно, что ты даже не мог чернила отогреть. Ты сказал тогда: «Ну и пламя!» Помнишь? «Ну и пламя!» А горела старая бумага. Так вот, мой дорогой. Это были письма твоего отца с тех самых пор, как мы с тобой поженились.

Моцарт (кричит). Что?!

Констанция. Все до единого! Все эти письма о том, какая я растеряха и плохая хозяйка! Все до единого!

Моцарт (кричит). Станци!

Констанция. Плевать я на него хотела!.. Плевать!

Моцарт. Ах ты дрянь!

Констанция (охваченная злобой). Хоть согрелись немного! А как же еще согреться-то? Может быть, заняться танцами? Ты же обожаешь танцы, Вольферл! Давай же потанцуем! (Величественно.) Напиши мне контрданс, Моцарт! Это же твое дело — писать танцы! (В состоянии истерики, она хватает со стола рукописи и разбрасывает их по полу. Задрав юбку, пританцовывает, как спятившая крестьянка на мелодию «Мальчик резвый, кудрявый, влюбленный» из «Свадьбы Фигаро». Поет диким голосом.) Non pui andral, farfallone amoroso,Notte e giorno dintorno girando![72]

Моцарт (резко кричит). Перестань! Перестань же! (Он хватает ее.) Stanzi-marini! Marini-bini![73] Пожалуйста, не надо! Пожалуйста, пожалуйста, умоляю! Прошу тебя!.. Послушай — вон поцелуй! Знаешь откуда он? Вон из того угла ползет. И еще один — влажный, сладко-мокрый, двигается прямо к тебе — хоп! Чмок-чмок-чмок!