Америго. Человек, который дал свое имя Америке

Происхождение карты достоверно не установлено, и ее формат не согласуется с другими известными картографическими продуктами того времени, подлинность которых не вызывает сомнений. Случай Колумба привел к появлению как замечательных, так и заурядных и даже совсем глупых подделок, включая вахтенный журнал, который он предположительно вел на английском языке. Документ таинственным образом и очень вовремя для «обналички» появился у торговца – аккурат к 400-летней годовщине первого трансатлантического вояжа. Нелепое заглавие «Мой тайный вахтенный журнал» не остановило издателя, выпустившего его на бумаге «под пергамент» в переплете, имитирующем овечью кожу[185]. Карта Эспаньолы, сделанная «по легенде» рукой самого Колумба, которую герцогиня Альба купила примерно в то время, когда появилась подделка вахтенного журнала, с тех пор так и включается в качестве иллюстрации в книги, посвященные адмиралу, причем факт ее очевидной поддельности совершенно игнорируется. Множество подделок, выдающихся за рукописи или первые издания первого отчета Колумба о Новом Свете, к тому моменту активно выбрасывались на рынок. Когда нью-йоркская Публичная библиотека отвергла одну из них, торговец порвал ее и выбросил куски в мусорную корзину, откуда эти обрывки извлекли, тщательно собрали, и в таком виде «документ» стал коллекционной редкостью[186]. К 500-й годовщине этой экспедиции испанское правительство, согласно отчетам, заплатило торговцу книгами из Барселоны 67 млн. песет за неизвестный ранее манускрипт – предположительно комплект документов, написанных рукой Колумба. Происхождение этих документов публике еще не сообщили, и хотя многие авторитеты поспешили признать этот новый источник, есть все основания сомневаться в его надежности.

Новейшие фальсификаторы следуют в некотором смысле респектабельной традиции. Сами мореходы и их современные редакторы, издатели и переводчики всегда были известны вольным обращением с фактами. Собственные интересы, самолюбование, самореклама, самообман и прямая ложь искажают повествования исследователей, ибо они суть автобиография, а автобиография – пропитанный страстью и отравленный эмоциями вид литературы. Преувеличение – самый незначительный из грехов этого жанра.

Только дураки, как сказал д-р Джонсон, пишут не из желания заработать денег. Литература о путешествиях страдает от порока, присущего всем популярным жанрам: она должна быть сенсационной, чтобы хорошо продаваться. В душе каждого пишущего о путешествиях притаился барон Мюнхгаузен, стремящийся поддразнить и проверить доверчивость своего читателя. Издатели теснятся у самого его локтя, подобно бесенятам Маммоны, и предлагают редакторские «улучшения». В эпоху позднего Средневековья и на раннем этапе современной истории эти улучшения зачастую состояли в серьезных искажениях, нацеленных на то, чтобы сделать книги более «продажными»: то, что сейчас называется «в расчете на галёрку» – выкинуть всё, что звучит слишком заумно, и дописать воображаемые или списанные из других источников эпизоды, чтобы добавить «перчику» к рассказу, который правда делает пресноватым.

Сирены в источниках

Традиция освятила искажение истории. Средневековые книги о путешествиях нельзя представить себе без того, что читатели, писатели и издатели называли mirabilia: чудеса, монстры, колдовство, мифические существа и места, причуды климата и топографии. Особенно это было верно в отношении книг 12-го века и позже. Парадоксально, но, возможно, возрождение классического образования восстановило веру в монстров, прославленных греками и римлянами, чье существование у отдельных христианских авторов вызывало сомнения. Плиний Старший, наиболее плодовитый древний писатель по теме естественной истории, помог создать атмосферу, которая благоприятствовала вере в существование монструозного «подобия человеческого».

«Что касается людей, живущих далеко за морем, – рассуждал он довольно логично, – я не сомневаюсь, что некоторые факты многим покажутся чудовищными, и, безусловно, невероятными. Ибо кто может поверить в существование черных людей, если сам их не увидит? И в самом деле, разве есть что-нибудь, что не покажется нам удивительным, когда мы впервые об этом слышим? И сколько всего считалось невозможным, пока не были предоставлены доказательства?[187]»