Неверное прочтение источников такого типа проистекает из трех ошибок. Первая – неумение отличить подлинную историю от литературного вымысла. История является видом литературы; литература становится источником сведений для истории. Вторая: не умея отделить факты от вымысла, вы усугубляете ошибку, причисляя рассказ исследователей к первой категории, хотя он гораздо ближе к второй. Наконец, важно помнить, что тексты о море пропитаны собственной традицией, в которой океан – это божественная арена, где фортуна зависит от направления ветра, а звезды, согласно астрологическим представлениям, являются божественными посланниками.
Нельзя, конечно, утверждать, что мореплаватели выделялись особенной ненадежностью своих отчетов. Память любого человека – среда, полная наносного мусора. Когда бы мы ни переносили на бумагу или ни пытались извлечь из глубин памяти сведения о реальном опыте, всполохи синапса проявляют в нашем мозгу чужие образы, привнесенные литературой и искусством; накатывает поток протеинов из преувеличений и внешних ошибок[190]
. Мы склонны к слиянию реальных событий с тем, о чем мечтали или слышали. Именно это произошло с Веспуччи. Когда он ссылается на свой опыт, то пропускает его через массив прочитанного.Компилятор рассказов
Чтобы отделить факты от вымысла в заметках Веспуччи, требуется критическое литературное исследование. Подобно мореплавателю, ринувшемуся – как поступил Веспуччи, скажем, в одном из своих путешествий – в грозные, штормовые и холодные моря, мы сейчас пройдемся экскурсией по источникам. Читатели, которым не по душе такого рода путешествия, могут просто опустить эту главу. Но я бы им все-таки посоветовал этого не делать. Навигация по документам – в конечном счете единственный способ продвижения вперед; и хотя я не могу сделать эту одиссею столь же захватывающей, как рассказы великих мореходов, всё же на пути нас ждут и опасные водовороты, и сладко поющие сирены, и величественные скалы – в виде подделок, ошибочного прочтения, исторических «обманок» и ложных предубеждений; скучать не придется до самого конца пути. Предмет рассмотрения в любом случае неотделим от загадки – кем же был Америго на самом деле? Ибо наиболее опасные камни в его фарватере – те, что он сам расставил для доверчивых ученых, а самые манящие, удивительные водовороты – те, что закрутились у него в мозгу.
Когда мы читаем отчеты Веспуччи о его приключениях, то должны помнить о его литературной образованности и склонностях натуры. Сам он ощущал себя писателем, а писателю не возбраняется приукрашивать правду. Его не сдерживала научная строгость историка; традиция, в рамках которой он писал, ставила пылкость речи выше сухой информации. Когда, например, Веспуччи или его редактор погружаются в окрашенные похотью описания гостеприимства аборигенов, нам полагается верить в то, что писатель с его сексуальным опытом способен быть столь вульгарным; его тексты следуют правилам, установленным Марко Поло, «забившим» головы многих читателей того времени[191]
. Ибо Марко Поло был кем-то вроде Шехерезады мужского пола, чья роль, когда он жил в Китае, состояла в собирании забавных сказок об империи для услаждения ушей Великого Хана. В следующей главе мы увидим, что «Путешествия» сэра Джона Мандевилля также, похоже, звучали неотступным эхом в голове Веспуччи, особенно когда он сталкивался с людьми в своем «Новом Свете».Помимо литературы о путешествиях, из которой влияние на Веспуччи оказали главным образом книги Мандевилля и Марко Поло, по нашей теме достойны быть отмеченными еще три вида литературы того времени: рыцарские романы, агиография и поэзия. Хотя, в отличие от Колумба, у Веспуччи нет явных отсылок к рыцарским романам и агиографии, эти жанры пропитывали всю литературу того времени. Мы вкратце обсудим каждый из них. Начнем с поэзии, влияние которой наиболее очевидно, поскольку произведения Петрарки и Данте были хорошо известны Веспуччи; он охотно цитировал их и вкраплял аллюзии к ним в свои тексты.
Источником многих