Читаем Америго. Человек, который дал свое имя Америке полностью

Путешествие Брендана, однако, очевидный миф. В нем перемешаны ирландские традиции земли эльфов с общими моментами из христианской отшельнической литературы. Брендан встречает Иуду в месте его мучений; он высаживается на спину кита, которого ошибочно принимает за сушу; он выгоняет демонов, спасается от монстров, беседует с падшими ангелами, обратившимися в птиц, и поднимается по ступеням искупительной лестницы до вершины благодати, с которой ему открывается земной рай. Некоторые детали говорят о воображении писателя; остров овец, более тучных, чем быки, предполагает монашескую фантазию Марди Гра[206]. Но в то же время Navigatio описывает море в терминах отчетов о подлинных путешествиях. Открытие острова, на котором проживает единственный отшельник, могло реально случиться во время скитаний ирландских монахов. Текст включает в себя довольно достоверное описание айсберга.

Брендан вдохновил более поздних путешественников из Европы в Атлантику. «Остров св. Брендана» есть на многих картах и атласах 14 и 15-го веков. Бристольские навигаторы, к чьей деятельности мы вернемся в следующей главе, активно искали его в 1480-х. Колумб упоминает легенду о Брендане в отчете о своем последнем трансатлантическом вояже[207]. Атлантические нагромождения туч, которые часто дают ложное впечатление о близости суши, укрепили миф. В 16-м веке появилась хроника о завоевании острова, носящая сатирический характер, основанная на реальных конкистадорских рассказах[208].

Мне неизвестны прямые свидетельства того, что Веспуччи знал эту легенду; имеется разве что упоминание в приписываемом ему тексте сомнительной аутентичности, будто Канарские острова ранее назывались островами Блеста. Это название, однако, могло быть взято с карты, на топонимику которой заметное влияние оказала Navigatio Brandani, имевшая хождение в годы позднего Средневековья в большом числе экземпляров. Но Брендан пользовался такой высокой популярностью, что было бы удивительно, если бы Веспуччи не был знаком с его историей. Средиземноморский эквивалент, история о св. Юстасе, была хорошо известна из благочестивой живописи, так же как и по многим письменным версиям. Золотая Легенда, наиболее популярный агиографический сборник Средних веков, сделала ее широко известной. Испытания святого включали в себя побег по морю от наказания, кораблекрушения, штормы, встречи со всякого рода грабителями и пиратами, какие только может предложить море, и воссоединение с семьей как раз вовремя, чтобы пройти мученические испытания. Рассказ полон рыцарского благородства, ибо Юстас был родовитым князем, безупречным как по крови, так и по качествам души, и потому являлся превосходной моделью для будущих исследователей. Популярная обработка истории, Libro del caballero Zifar, представляет собой от начала и до конца светский рыцарский роман.

Веспуччи был менее подвержен рыцарским фантазиям, чем Колумб, чье сильное желание подниматься по социальной лестнице заметно отличалось от «славы и чести», которых искал Америго. Одно характерное отличие состояло в том, что рыцарство было средневековой ценностью, в то время как слава и честь – уже ценности эпохи Ренессанса. Хотя чрезмерно упрощать не нужно, ибо рыцарство оставалось влиятельным и в новые времена, а слава и честь – в той или иной форме – почти универсальные квесты, которые возникают в каждой культуре, имеющей социально влиятельную аристократическую модель. И всё же не будет ошибкой сказать, что язык славы и чести постепенно замещал язык любви и войны в коде аристократического самоопределения на Западе. И Веспуччи иллюстрирует тенденцию: свободно обращающийся с лексиконом славы, он никогда не заимствовал ничего напрямую, если я прочитал его правильно, из литературы рыцарства.

Но он вряд ли мог избежать влияния рыцарского духа. В ту эпоху этот дух ощущался повсюду. И многие поступки благородного безрассудства имели морской антураж. Его более молодой португальский современник, поэт Жиль Висенте, мог естественным образом уподобить привлекательную женщину кораблю или военной лошади. Такие сравнения делались с желанием польстить; нужно представить себе корабль с надутыми парусами и развевающимися вымпелами и лошадь с богатой попоной и развевающейся ливреей:

     Моряк, скажи,     Чем мачты, корабли и звёзды     Так хороши?     Солдат, скажи,     Чем битвы, лошади и шпаги     Так хороши?Перевод Дм. Якубова
Перейти на страницу:

Похожие книги

Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное