Читаем Америго. Человек, который дал свое имя Америке полностью

Некоторые источники искажений являются общими для текстов исследователей того времени и хорошо иллюстрируются случаем Колумба. Среди них подтасовки рекламного свойства, обусловленные необходимостью рекрутировать наемников, а также находить финансовую помощь и политическую поддержку. Другие искажения или сказочные планы объясняются желанием преувеличить собственное значение, ибо почти каждый, кто готов был принять все риски, связанные с жизнью мореплавателя, шел на это из желания повысить свой статус, добиться богатства или стяжать славу. Часть написанного объяснялась поисками награды – особенно это касалось тех, кто состоял на службе у португальской или кастильской короны; их отчеты были также и probanzas (доказательствами) заслуг, на основе которых принимались решения о королевском патронаже, – примерно так, как современные фрилансеры расхваливают себя перед менеджерами более высокого уровня. И, конечно, литературные условности сильно влияли на авторов, сталкивавшихся с не имевшими аналогов открытиями. Авторов нельзя назвать нечестными, просто они пребывали в изумлении. Веспуччи и Колумб похожим образом пытались наполнить смыслом неожиданные миры, на которые они наткнулись, и… обращались за помощью к традиции. Наконец, каждый исследователь имел как свои цели, так и навязчивые идеи. Колумб стремился показать себя фигурой рыцарской стати, естественного благородства, божественным назначенцем и инструментом Провидения. Цель Веспуччи была более светской, более практичной и скромной, но она не менее мощно проявлялась в его текстах. Он хотел представить себя в виде мага, связанного с силами природы, с претензией на длительную славу.

Не приходится удивляться, что искажения укрупнялись по мере написания, так же как аппетит возрастает в процессе еды. В широком смысле отчеты Веспуччи о его путешествиях с течением времени всё дальше уходили от реальности. Я не хочу подвергать его какой-то особенной критике, ибо сказанное выше справедливо и в отношении Колумба и, без сомнения, других, менее знаменитых мореплавателей. По мере того как множились обиды Колумба, он становился всё более резким и неубедительным в своих утверждениях. Чем более разочаровывал его мир, тем глубже он погружался в свои мессианские иллюзии и космографические таблицы с религиозной окраской. До некоторой степени тексты Эрнана Кортеса следуют тому же образцу. Последний начал захват Мексики с чисто мирским мышлением и закончил в состоянии лихорадочного возбуждения, мечтая основать в Новом Свете церковь по апостолическим лекалам, дабы вытравить из нее зло христианства Старого Света.

В одном ключевом аспекте тексты Веспуччи отличаются от текстов Колумба и Кортеса: он написал не так много, – или, быть может, немногое из написанного сохранилось – в то время как Колумба отличала вербальная невоздержанность. Его неудержимая болтливость утомляла корреспондентов, а Кортес был плодовитым писателем и почитал себя обязанным снабдить короля и читающую публику детальными описаниями своих деяний. Веспуччи по сравнению с ними оставил огорчительно мало. Тексты, опубликованные при его жизни, были, очевидно, чересчур романтизированы – но кем?

Даже с учетом редакторских правок, нужно признать, что Веспуччи сам во многом ответственен за тот разрыв, что образовался между его реальным опытом и повествованием, которое он благословил. Он жаждал славы и хотел ее гарантировать, подправляя свои отчеты. Уместно вспомнить известный анекдот об Уинстоне Черчилле, который на вопрос, ждет ли он, что история будет вспоминать о нем по-доброму, ответил утвердительно, ибо «сам намерен участвовать в ее написании». В безусловно подлинном рукописном письме Веспуччи признается в намерении описать свои приключения для последующего их опубликования: «Все самые примечательные события, случившиеся со мной в этом путешествии, я собрал в одну небольшую книгу, потому что когда у меня выпадет свободное время, я смогу посвятить его тому, чтобы оставить по себе некоторую славу после смерти»[212]. Он добавил, что передал единственный экземпляр книги королю Португалии. Эта работа, если она вообще существовала, не сохранилась, но слова Веспуччи ясно показывают его мотив. Это такой мотив, который оставляет в душе отметины.

Сохранилось только шесть отчетов о вояжах Америго, написанных его рукой или от его имени, что затрудняет критическую оценку их подлинности, ибо для сравнительного анализа использованных образов, словаря и особенностей стиля недостаточно данных. Но и здесь можно выделить три раздела его эпистолярного, в широком смысле, наследия.

ПЕРВЫЙ РАЗДЕЛ

Рукописные отчеты

Перейти на страницу:

Похожие книги

Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное