Америго. Человек, который дал свое имя Америке

Сравнительные параллели между кораблями и рыцарством были магнетически сильными: словно волны были нужны только для того, чтобы бежать подобно ослицам, а военные корабли – взбрыкивать и скакать, как военные лошади. Типичные сюжетные линии рыцарского романа включали в себя рассказы о героях с трудной судьбой – разочарованные жизненными невзгодами, они ушли в море, открыли новые острова, прогнали монстров, гигантов и дикарей, встретившихся на их пути, завоевали любовь принцессы и кончили тем, что стали королями. Морские герои моделировали свою жизнь по этим трогательным биографиям. Головорезы, служившие принцу Генри, так называемому «Навигатору», кто исследовал африканскую Атлантику и прочесывал ее острова с 1420-х по 1460-е, называли себя «князьями» и «сквайрами» и давали себе такие книжные имена, как Ланселот и Тристрам. Граф Перо Нино был одним из наиболее известных кастильских морских командиров 15-го века, чей оруженосец описывал его жизнь в стиле рыцарского романа. Колумб представлял себя «капитаном рыцарей и конкистадоров» и эмулировал своей собственной жизнью мифических героев. Об убитом потомке семьи Пераса из Севильи, который захватил крошечный остров Гомера у его исконных обитателей в маленькой кровавой войне в середине 15-го века, поэт выдал такие лирические строки:

     Рыдайте, о девы, он плача достоин —
     Гильен Пераса, весь в цветах, упокоен.
     Остался в Ла-Палме поверженный воин.

     Гильен Пераса под плитою лежит,

     Где меч, где копьё, где доспехи и щит?
     Ты предан судьбой и людьми позабыт[209].

Перевод Дм. Якубова

Все условности жанра втиснуты в эти строки: призывная мольба к дамам, романтические чувства, рыцарская военная экипировка, призыв к судьбе. Те же самые «беллетристические приемы литературы о путешествиях», как выразился Лучано Формисано, проникли и в писания Веспуччи[210].

Проблема аутентичности

Автор не был единственным, кто стремился зарабатывать на рассказах о своих путешествиях. Во времена вояжей Веспуччи приключения Колумба уже стали сенсацией и раззадорили аппетит читателей, требовавших литературы такого же рода. Издатели ждали материал. Доверенные лица сильных мира сего устремились к печатному станку, желая утвердить права на долю для своих патронов или государств в потенциальной прибыли, которую обещали открытия первопроходцев. Первым документом, в котором были описаны открытия Колумба, стало произведение, предположительно написанное им самим и близкое к материалам, которые предоставил именно он, но обработанное с некоторыми исправлениями слугами короля Кастилии[211]. Литературный агент адмирала отредактировал его бумаги настолько сильно, что иногда трудно отличить оригинальный голос от редакторского.

Бо́льшая часть литературы 16-го века о путешествиях состояла исключительно из вымышленных приключений. Иногда это честно и искренне признавалось, или произведение имело явно сатирическую направленность, но иногда тексты намеренно маскировались под правдивые отчеты об открытиях – о новых Канарских островах, Эльдорадо, землях амазонок, молодильных фонтанах, проливах, ведущих в Арктику. Некоторые из них обманывали настоящих мореплавателей, посвящавших всю свою жизнь поиску придуманных чудес и терявших на этом свои состояния. Подобная традиция длилась веками. Капитана Кука возмутили украшательства его отчетов о путешествиях, которыми их дополнили при подготовке в печать. Первые проникновения в Новую Гвинею в конце 19-го века вдохновили чрезвычайно реалистичных Мюнхгаузенов. Даже сегодня лишь несколько писателей о путешествиях могут поставить свою честь на кон, утверждая, что пишут чистую правду. Фальшь была частью жизни исследователя. Я не имею в виду, что они обязательно лгали – хотя и Колумб, и Веспуччи, подозреваю, были врожденными и патологическими врунами. Выдумки, в которые вы искренне верите – не ложь, когда вы рассказываете их другим людям.

Отчасти поэтому карьера Веспуччи породила наиболее проблематичные нарративы во всей истории этого лукавого жанра. Историки трактовали их как некие манускрипты теологического характера, извлекая те отрывки, которые подтверждали их собственные тезисы и давали право поставить печать аутентичности, и отбрасывая другие куски как подделки. Мы можем извлечь пользу из документов, если начнем понимать, что ничто из написанного Веспуччи – это касается и других заинтересованных в своих произведениях авторов, включая меня – не является священным, чистым или свободным от требований момента. Искажения начались, когда Америго первый раз обмакнул перо в чернила.