Американки в Красной России. В погоне за советской мечтой

Как мне было понимать длинное автобиографическое заявление Майры Пейдж, которая, как я знала, была членом коммунистической партии США?[662] Джон Эрл Хейнс, специалист по советскому шпионажу, пояснил мне, что такого рода заявления служили обычно выражением готовности выполнять подпольную или нелегальную работу на партию. Но еще Хейнс говорил мне, что в Москве никто не даст мне копаться ни в чьих личных делах. Полагал ли кто-нибудь в Российском государственном архиве социально-политической истории – где мне выдали-таки все личные дела, которые я запрашивала, – что я истолкую материалы из этих дел иначе, чем консерватор Хейнс? И как же мне толковать их?

Сильвия Чен, прежде чем выехать из Москвы в США, подала в Коминтерн докладную записку, где сообщала, что цель ее поездки – «работать на К. П. в Америке – выступая на сцене, или же в любом другом качестве, какое партия сочтет для [нее] подобающим». Что она хотела этим сказать? Можно ли считать, что эта докладная записка делала ее предательницей по отношению к принявшей ее стране, – пусть даже ей отказали в американском гражданстве и над ней постоянно нависала угроза депортации, так как китайское происхождение стало помехой для ее натурализации?[663],[664] В силу схожих исключительных обстоятельств нельзя однозначно осуждать афроамериканцев за то, что их так тянуло в Советский Союз.

Мэри Ледер, предпринимая попытки получить визу, которая позволила бы ей вернуться на родину, в США, и воссоединиться с семьей, без лишних колебаний согласилась шпионить на СССР. Она провела почти полгода в особой секретной школе, где осваивала иностранные языки, коротковолновую радиосвязь, микрофотографию и азбуку Морзе, изучала историю и современность, а пройдя курс обучения, приготовилась к отъезду в США, где ей предстояло ожидать дальнейших распоряжений. Но получилось так, что ее задание отменили раньше, чем она смогла выехать в Америку: произошло слишком много арестов, и вся агентура оказалась под угрозой[665]. Если бы Ледер выполнила это задание, то предала бы свою родную страну. Но иного выхода у нее не было: иначе ее не отпустили бы на родину. Читая ее мемуары, невозможно не проникнуться к ней сочувствием.

Меня гораздо больше интересует не шпионаж как таковой, а историческое наследие и вопрос верности. В 1969 году Рут Эпперсон Кеннелл опубликовала книгу «Теодор Драйзер и Советский Союз, 1927–1945». «Возможно, на этих страницах наша бунтующая молодежь и их встревоженные родители найдут своевременную информацию», – написала Кеннелл в предисловии к книге. Эта «бунтующая молодежь» именовала себя «новыми левыми» – отчасти потому, что отвергала верность «старых левых» Советскому Союзу. Кеннелл же считала, что «двум поколениям студентов успели промыть мозги. Из учебников, по которым их учат, убрали все важные факты, касающиеся русской революции, причин Второй мировой войны и решающей роли Красной армии в нашей общей победе». Кеннелл, теперь уже пожилая женщина, приступив к попыткам оправдать собственное прошлое и попутно переоценить наследие Драйзера, оказалась в затруднительном положении. Свою книгу она посвятила «Памяти Сергея Динамова, 1901–1939», которого назвала «дорогим другом Теодора Драйзера во время его пребывания в Москве». Динамов – известный литературовед и верный ленинец – был расстрелян в пору репрессий, выкосивших ряды старых большевиков. В этом посвящении можно усмотреть попытку Кеннелл осудить перегибы Советского Союза, но в то же время не перечеркивать его достижения[666].

Примерно через год после выхода в свет книги Кеннелл Джессика Смит прислала ей письмо, в котором просила прощения за то, что в течение почти сорока лет не пыталась связаться с ней[667]. За четыре десятилетия, истекшие с тех пор, как Кеннелл опубликовала в American Mercury ряд легкомысленных очерков (кстати, она сообщила Смит, что сожалеет о том, что написала их), успело произойти очень многое. Один осведомитель ФБР заявлял, будто бывший любовник Кеннелл, журналист Джуниус Вуд, признал в ней (в письмах, обнаруженных уже после его смерти) агента ОГПУ. Мне представляется это сомнительным, хотя, конечно, все возможно[668].

В 1950-е годы Смит давала свидетельские показания в Юридическом комитете Сената (и в HUAC), но отказалась отвечать на большинство вопросов комитета, прежде всего на те, что касались ее первого и второго мужей: до своей гибели в автокатастрофе в 1935 году Гарольд Уэр будто бы взращивал в администрации Рузвельта тайных оперативников, работавших на СССР, а Джон Абт, входивший (вместе с бывшим мужем Хербст Джоном Херрманом) в так называемую «группу Уэра», тоже подозревался в шпионаже. Сама Смит будто бы передавала советскому руководству информацию различного характера[669].

Как и Джозефина Хербст, Смит явственно чувствовала, что она и ее допросчики говорят, по-настоящему не слыша друг друга: