Американская трагедия

And visits - mornings and afternoons, as a rule, from a priest, and less regularly from a rabbi and a Protestant minister, each offering his sympathies or services to such as would accept them.	И посещения духовных наставников: утром и вечером являлся католический священник; раввин и протестантский пастор, хотя и менее регулярно, тоже приходили для молитвы и утешения к тем, кто соглашался их слушать.
But the curse of the place was not because of these advantages, such as they were, but in spite of them -this unremitted contact, as any one could see, with minds now terrorized and discolored by the thought of an approaching death that was so near for many that it was as an icy hand upon the brow or shoulder.	Но истинным проклятием этого места было то, что вопреки всем благим намерениям усовершенствователей создавалась эта постоянная и неизбежная близость между людьми, чье сознание затуманила и исказила неотвратимость надвигающейся смерти, для многих столь близкой, что они уже ощущали у себя на плече холод ее тяжелой руки.
And none - whatever the bravado - capable of enduring it without mental or physical deterioration in some form.	И никто, сколько ни храбрись, не мог уберечь себя от тех или иных проявлений распада личности под действием этой пытки.
The glooms - the strains - the indefinable terrors and despairs that blew like winds or breaths about this place and depressed or terrorized all by turns!	Уныние, безнадежность, безотчетные страхи, словно дуновения, носились по всему Дому, всех по очереди заражая ужасом или отчаянием.
They were manifest at the most unexpected moments, by curses, sighs, tears even, calls for a song - for God's sake! - or the most unintended and unexpected yells or groans.	В самые неожиданные минуты все это находило выход в проклятиях, вздохах, даже в слезах; откуда-нибудь вдруг доносилась жалобная мольба: "Ради бога! Хоть бы спели что-нибудь!" - или просто раздавались вопли и стоны.
Worse yet, and productive of perhaps the most grinding and destroying of all the miseries here - the transverse passage leading between the old death house on the one hand and the execution-chamber on the other.	Но самые, быть может, нестерпимые мучения были связаны с поперечным коридором, соединявшим старый Дом смерти с комнатой казней.
For this from time to time - alas, how frequently - was the scene or stage for at least a part of the tragedy that was here so regularly enacted - the final business of execution.	Ведь ему увы, довольно часто! - приходилось служить подмостками для одной из сцен той трагедии, которая опять и опять совершалась в этих стенах, - трагедии казни.
For through this passage, on his last day, a man was transferred from his BETTER cell in the new building, where he might have been incarcerated for so much as a year or two, to one of the older ones in the old death house, in order that he might spend his last hours in solitude, although compelled at the final moment, none-the-less (the death march), to retrace his steps along this narrower cross passage - and where all might see - into the execution chamber at the other end of it.	Ибо по этому коридору осужденного накануне казни переводили из благоустроенной камеры нового здания, где он протомился год или два, в одну из камер старого Дома смерти, чтобы он мог провести свои предсмертные часы в тишине и одиночестве; в последнюю минуту, однако, он должен был совершить - на глазах у всех -обратный путь, все по тому же узкому коридору, в комнату казней, расположенную в другом его конце.