Американская трагедия

For, now, in connection with this coldest and bitterest form of prison life he was in constant psychic, if not physical contact, with twenty other convicted characters of varying temperaments and nationalities, each one of whom, like himself, had responded to some heat or lust or misery of his nature or his circumstances.	Ибо, по условиям этой особенно жестокой и тягостной тюремной обстановки, он находился в постоянном если не физическом, то психическом общении с двадцатью другими осужденными разного нрава и разных национальностей, и каждый из них, так же как и он сам, не устоял перед какой-нибудь страстью или слабостью своей натуры, или роковым стечением обстоятельств.
And with murder, a mental as well as physical explosion, as the final outcome or concluding episode which, being detected, and after what horrors and wearinesses of mental as well as legal contest and failure, such as fairly paralleled his own, now found themselves islanded - immured - in one or another of these twenty-two iron cages and awaiting - awaiting what?	И заключительным актом драмы явилось убийство, давшее исход предельному напряжению душевных и телесных сил; а потом, пережив поимку и арест и пройдя через мучительные этапы безуспешных попыток юридической и нравственной самозащиты, так хорошо знакомые и Клайду, все они очутились здесь, запертые, замурованные в одной из двадцати двух железных клеток, в ожидании -чего?
How well they knew. And how well he knew.	О, они хорошо знали чего, хорошо знал и он.
And here with what loud public rages and despairs or prayers - at times.	Какие страшные припадки бешенства, отчаяния, молитвенного экстаза приходилось здесь слышать и наблюдать!
At others - what curses - foal or coarse jests - or tales addressed to all - or ribald laughter - or sighings and groanings in these later hours when the straining spirit having struggled to silence, there was supposedly rest for the body and the spirit.	А иногда ругань, грубые и непристойные шутки, длинные рассказы во всеуслышание, похотливый смех или вздохи и стоны в те поздние часы, когда должен был наступить отдых для тела и для истомленной души.
In an exercise court, beyond the farthermost end of the long corridor, twice daily, for a few minutes each time, between the hours of ten and five - the various inmates in groups of five or six were led forth - to breathe, to walk, to practice calisthenics - or run and leap as they chose.	В конце длинного центрального коридора был дворик для прогулок, и туда, дважды в день, между десятью и пятью часами, выводили на несколько минут заключенных группами по пять-шесть человек размять ноги, подышать воздухом, проделать несколько гимнастических упражнений или даже побегать и попрыгать, если у кого-нибудь появлялась охота.
But always under the watchful eyes of sufficient guards to master them in case they attempted rebellion in any form.	Но все это под неусыпным надзором охраны, достаточно многочисленной, чтобы сладить с ними в случае попытки бунта.
And to this it was, beginning with the second day, that Clyde himself was led, now with one set of men and now with another.	Сюда же со второго дня его пребывания в тюрьме стали выводить и Клайда, каждый раз с другой группой.
But with the feeling at first strong in him that he could not share in any of these public activities which, nevertheless, these others - and in spite of their impending doom - seemed willing enough to indulge in.	Но первое время он был твердо убежден, что никогда не примет участия в жалких развлечениях, которые, несмотря на атмосферу обреченности, царившую кругом, видимо, доставляли удовольствие другим узникам.