Американская трагедия

The two dark-eyed sinister-looking Italians, one of whom had slain a girl because she would not marry him; the other who had robbed and then slain and attempted to burn the body of his father-in-law in order to get money for himself and his wife!	Два черноглазых мрачных итальянца: один зарезал девушку, которая не пожелала выйти за него замуж; другой ограбил и убил своего тестя, потому что ему и его жене не давали покоя деньги старика, а потом пытался сжечь труп.
And big Larry Donahue - square-headed, square-shouldered - big of feet and hands, an overseas soldier, who, being ejected from a job as night watchman in a Brooklyn factory, had lain for the foreman who had discharged him - and then killed him on an open common somewhere at night, but without the skill to keep from losing a service medal which had eventually served to betray and identify him.	Великан Лэрри Донэхью с квадратной головой, с квадратными плечами, с огромными ручищами и ножищами, бывший солдат экспедиционных войск, который, лишившись места сторожа на одной из бруклинских фабрик, подстерег ночью уволившего его директора и убил, но при этом имел неосторожность потерять на месте преступления военную медаль, и по ней его опознали и изловили.
Clyde had learned all this from the strangely indifferent and non-committal, yet seemingly friendly guards, who were over these cells by night and by day - two and two, turn about - who relieved each other every eight hours.	Все это Клайд узнал от тюремщиков, которые несли при них охрану попарно, сменяясь через каждые восемь часов; к заключенным они относились на редкость равнодушно, но в общем довольно снисходительно.
And police officer Riordan of Rochester, who had killed his wife because she was determined to leave him - and now, himself, was to die.	Был тут и полицейский, некто Райордан из Рочестера; он убил свою жену за то, что она хотела уйти от него, а теперь и сам должен был умереть.
And Thomas Mowrer, the young "farmer" or farm hand, as he really was, whom Clyde on his first night had heard moaning - a man who had killed his employer with a pitchfork - and was soon to die now -as Clyde heard, and who walked and walked, keeping close to the wall - his head down, his hands behind his back - a rude, strong, loutish man of about thirty, who looked more beaten and betrayed than as though he had been able to torture or destroy another.	И Томас Маурер, тот самый "фермер", стоны которого Клайд слышал в первый вечер, - на самом деле это был батрак с фермы, заколовший своего хозяина вилами; до казни ему осталось всего несколько дней - так сказали Клайду, - и на прогулке он все шагал и шагал вдоль самой стены, понурив голову, заложив руки за спину, сильный, неуклюжий человек лет тридцати, на вид такой прибитый и загнанный, что его трудно было представить себе в роли мучителя и убийцы.
Clyde wondered about him - his real guilt.	Клайд глядел на него и думал: неужели он в самом деле виновен?
Again Miller Nicholson, a lawyer of Buffalo of perhaps forty years of age who was tall and slim and decidedly superior looking - a refined, intellectual type, one you would have said was no murderer - any more than Clyde - to look at, who, none-the-less was convicted of poisoning an old man of great wealth and afterwards attempting to convert his fortune to his own use.	Затем Миллер Николсон, адвокат из Буффало, лет сорока, высокий, стройный, внешне выгодно отличавшийся от всех остальных - утонченный интеллигент, так же мало похожий на убийцу, как и сам Клайд; и тем не менее он был осужден за то, что отравил богатого старика и пытался завладеть его состоянием.
Yet decidedly with nothing in his look or manner, as Clyde felt, at least, which marked him as one so evil -a polite and courteous man, who, noting Clyde on the very first morning of his arrival here, approached and said:	Глядя на него, никак нельзя было подумать, что он совершил такое страшное злодеяние, - так по крайней мере казалось Клайду. Этот адвокат был вежливый, любезный; он в первое же утро, заметив Клайда, подошел к нему и спросил:
"Scared?" But in the most gentle and solicitous tone, as Clyde could hear and feel, even though he stood blank and icy - afraid almost to move - or think.	"Страшно?" - таким ласковым, участливым тоном, что Клайд поневоле был тронут его добротой, хотя от ужаса совсем оцепенел, боялся даже шевелиться, даже думать.