Amor legendi, или Чудо русской литературы

К разряду «вещей» относится не только мир людей и предметов, но и типология композиции. Хотя нарратив повести выглядит линеарным, он все же замкнут в кольцевую рамку повторяющихся мотивов и сюжетных эпизодов, приобретая таким образом круговой ход. Линеарность подчеркнута новеллистически-драматичной конструкцией, сообщающей по видимости нерасчлененному тексту внутреннюю структурированность. Подобно пятиактной драме, повесть Бунина складывается из пяти сюжетных элементов: выезд и прибытие в Неаполь – это экспозиция, содержащая первые мортальные симптомы; разочаровывающее пребывание в Неаполе и роковой переезд на Капри как своего рода завязка и развертывание интриги, направленной против исполненных жажды жизни ожиданий господина; затем кульминационный четвертый акт – приезд на Капри и перипетия инфаркта; наконец, катастрофическое возвращение, подобное нисхождению в Аид, сопровождаемое окончательной утратой наружного достоинства. Целенаправленное развитие трагедийного сюжета пути к смерти соответствует классической архитектонике драмы. Кольцевые мотивы (тот же самый корабль «Атлантида», неизменно гибельные перемены погоды, адские мотивы, капитан-идол, наемная пара танцоров и т. п.) отсылают к атектоническим элементам и подчеркивают вечный круговорот navigationes vitae, плавания по морю житейскому, ведущего к кораблекрушению отдельной жизни. Частная судьба конечна, судьба рода человеческого длится. Над обеими тяготеет проклятие заката в безымянной неизвестности – пирамидальная и кольцевая конструкции накладываются друг на друга.

XI. Предельность мышления: между ухмылкой и ужасом?

Повесть Бунина «Господин из Сан-Франциско» можно интерпретировать как отдельно взятый текст. Это – путь многих постоянно появляющихся исследований ее поэтики и проблематики. Однако дополнительные возможности ее понимания возникают в том случае, когда к исследованию привлекаются ее претексты и контекст ее бытования в литературном процессе. Это – цель настоящей статьи, которая открывает выпущенное к столетнему юбилею повести Бунина издание: Ivan. A. Bunins «Gospodin iz San-Francisko». Text – Kontext – Interpretation (1915–2015) / Hg. M. Böhmig, P. Thiergen. Köln; Weimar; Wien, 2016, вдохновленное мыслью самого писателя, который сформулировал задачу художника слова следующим образом:

Чем они [писатели] должны обладать? Способностью особенно сильно чувствовать не только свое время, но и чужое, не только свою страну, но и другие, не только себя самого, но и прочих людей[588].

Бунин сказал однажды Валентину Катаеву, что он хочет быть «сверхнациональным» поэтом со «свободной мировой, общечеловеческой душой», и поэтому он особенно тщательно трудился над повестью «Господин из Сан-Франциско»[589]. В наброске 1921 г. он, кроме того, заметил: «Я весь век под страшным знаком смерти, я несказанно боюсь ее»[590].

Представление о том, что каждой человеческой судьбе угрожает неизбежная смерть, а на жизненном пути невозможно найти своевременный достойный выход, имеет экзистенциальный характер: «Глупец стоит – и ждет ответа!», как гласит процитированный выше итог Гейне, предвосхищающий торжество абсурда у Камю или Сартра. Подобно большому или маленькому судну, которым океанские волны играют по своей прихоти, человек постоянно чувствует себя покинутым перед лицом немого мира. Грозные сценарии такого рода бесконечно далеки от океанских приливов так называемой жизненной философии того времени.