Amor legendi, или Чудо русской литературы

Просвещение, которым не без основания похваляются высшие сословия нашего времени, есть чисто теоретическая культура. И в целом оно демонстрирует столь мало облагораживающего влияния на образ мыслей, что более способствует тому, чтобы признаки разложения произвести в систему и сделать неисцелимыми. Утонченный и последовательный эпикуреизм начинает душить всякую энергию характера, все сильнее сжимающиеся оковы потребностей и увеличивающаяся зависимость человека от уз физического повсеместно ведут к тому, что принципы пассивности и страдающей покорности считаются высочайшей жизненной мудростью, отсюда ограниченность в мышлении, бессилие в действии[722].

Трактат о воспитании углубляет и заостряет эту мысль: вместо нравственного закона усиливаются, особенно среди представителей цивилизованных классов, «узы физического», «расслабление и порча характера». Современные люди погубили свои задатки и превратились в «обломки» и «захиревшие растения» (VI, 264). По мнению Шиллера, расхлябанность и нецельность суть приметы современного характера, так как законы и нравы, разум и фантазия, труд и наслаждение, усилие и вознаграждение «оторваны» друг от друга. Потеря принципа единства определяет нецельность человека; вывод Шиллера гласит: «Вечно прикованный к отдельному малому обломку целого, человек сам становится обломком…» (VI, 265)[723].

Эти люди-обломки, по Шиллеру, представляют собой лишь «безжизненные части» застывшего бытия, похожего на механическое движение «часового механизма» (IV, 265). Вспомним, что таким же образом – как часовой механизм – характеризуется сонная жизнь у Агафьи, что Обломов, подобно ему, неоднократно сравнивается с машиной (IV, 134; ср.: IV, 129, 132 – формула движения «взад и вперед», 344, 380, а также 356, 377, 384, 486). Обломовка маленького Илюши и вторая Обломовка у Агафьи, согласно шиллеровским положениям, действительно представляют собой «систему разложения». Обломовка – это развалины морально-эстетического воспитания.

Каковы же глубинные причины потери цельности и вместе с нею достоинства? Шиллер убежден: это леность мысли и поступков, базирующаяся на слабости воли. Особенно нехорошо, даже достойно презрения, «расслабление» тех людей, которые хоть и не нуждаются в борьбе за материальный достаток, но слишком уж покорно погружаются в леность и самообман. Шиллер, по сути, описывает Обломова, когда говорит о таких людях:

Они предпочитают сумерки темных понятий, вызывающих живое чувство, – причем фантазия создает по собственному желанию удобные образы, – лучам истины, изгоняющим приятные призраки их сновидений. Они основали все здание своего благополучия именно на этих обманах, которые должны рассеяться пред враждебным светом познания… (VI, 274).

Автономность и достоинство человека, по Шиллеру, заключается во «внутренней свободе» воли. Эта «царственная прерогатива» предоставляет воле «совершенно свободный выбор между обязанностью и склонностью» (VI, 258). Свобода воли является решающей инстанцией: «В человеке нет иной силы, кроме его воли, и только то, что уничтожает человека, смерть и потеря сознания, может уничтожить в нем внутреннюю свободу» (VI, 315). Тем самым утверждается ответственность человека за воспитание и самовоспитание. В то время как Штольц и Ольга характеризуются «силой воли», Обломов располагает лишь «скудным остатком» воли, а в конце «сила и воля» исчезают у него вовсе (IV, 99, 186, 189).

Размышления Шиллера, как он сам указывает, непосредственно связаны с Кантом и, прежде всего, с его статьей «Ответ на вопрос: что есть просвещение?» 1783 г. Знаменитое кантовское определение – превосходное объяснение «обломовского вопроса» и его причин: