Amor legendi, или Чудо русской литературы

Однако халат только на время оказывается вне игры. Вместе с другими вещами Обломова его перевозят на Выборгскую сторону к Агафье, где он вначале исчезает в чулане, оставаясь, однако, в любое время потенциально активизируемой домашней одеждой. И вот, когда Обломов начинает все сильнее и сильнее чувствовать, что динамичность и энергия Ольги превосходят его возможности, и ищет убежища под крылышком у Агафьи, на авансцене вновь появляется халат. Агафья достает его «из нафталина», находит его весьма пригодным и в шутку пророчествует в своей трагикомической и одновременно наивной дальновидности: «…может быть, наденете когда-нибудь ‹…› к свадьбе!» (341). Обломов вначале отказывается надеть его, но затем события опять обретают свой привычный ход. Агафья «укутывает» Обломова в халат, в удобную лень, как это делал еще его слуга Захар, когда после игры в снежки закутывал юного тогда барина в многочисленные шубы и укладывал спать, укрывая множеством одеял (ср.: 96 и 145). Это регрессия, впадание в пеленочное детство. Кстати говоря, уже в самом начале романа Обломов, зрелый мужчина, сравнивается с «новорожденным младенцем» (31).

В третьей части романа становится все яснее, что Обломов уступает требовательной Ольге как в любви, так и в активной жизни и не желает соперничать с ней в этом. И, как следствие этого, в конце третьей части, после того как Ольга предсказывает его крах, и он сам называет себя выражением обломовщины, Обломов вновь после длительного перерыва появляется в халате (376), который Агафья привела в порядок. И когда Захар опять облачает своего хозяина в халат, тот реагирует только вялым «Что это?» и не протестует, как он делал это прежде. Вскоре после этого он уже благодарен Агафье, которая выводит с халата пятна (390). Начиная с этого момента, Обломов так часто надевает халат, что через некоторое время пресловутое одеяние начинает расползаться по швам, и Обломов задумывается о покупке нового халата (429). Агафья и сама наслаждается сознанием того, что «халат и одеяла будут облекать, греть, нежить и покоить великолепного Илью Ильича» (477). В этом ракурсе Обломов в очередной раз предстает в виде ребенка, и лежанье вновь становится его нормальным состоянием.

Несколько позже с Обломовым случается апоплексический удар, на возможность которого не раз и достаточно рано указывалось в романе (ср.: 85, 153 и 169). Как констатирует Штольц, Обломов в очередной раз попал в «болото» (449, 488). В то время как идеал Ольги требовал сюртука и привел бы облаченного в него героя к жизни, «халатно-укутывающая» заботливость Агафьи, исходящей из субъективно добрых помыслов, «доконала» Обломова в буквальном смысле этого слова. Илья Ильич в конце концов женится на Агафье, и сказанное ею однажды в шутку, что он наденет свой халат «когда-нибудь ‹…› к свадьбе», приобретает значение жуткого мортального пророчества. О том, что связь Обломова с Агафьей является признаком победы русско-азиатского начала в судьбе Обломова, говорит и следующее обстоятельство: брата Агафьи зовут Иван Матвеевич Мухояров. Фамилия эта образована от слова «мухояр», которое, так же как и «халат», происходит из арабского языка и обозначает особый вид азиатской ткани[735].

Контраст халата и сюртука является, помимо чисто поверхностного противопоставления этих предметов одежды, также и проявлением более широкой и глубокой оппозиционной системы, отображающей физические, духовные, нравственные, социальные и географические противоположности. Уже при беглом взгляде обнаруживаются следующие антитезы: