Андалусская поэзия

Да сохранит Аллах любимую мою,
Я ей не изменю: пускай клевещет враг!

Посулами ее я счастлив и богат,

Храню, как талисман приязни каждый знак.

В мечтах ее черты могу нарисовать.

Чего еще желать, каких чудес и благ?

О полная Луна, как ярок твой восход,

Затмивший блеском весь небесный зодиак!

Благословен вовек ее пресветлый лик,

Повергнувший меня в такой кромешный мрак!

* * *

Перевод Г. Кружкова*

Изойдите, глаза мои, жгучею влагой соленой!
Разорвись от тоски, мое сердце, в груди воспаленной!

Говорят: где заводится лихо, там лиха в избытке.

Даже недругу не пожелал бы я этакой пытки.

Ненасытная страсть истерзала мне душу и тело,

Я на западе скрылся, у дальнего маюсь предела.

Но недуг беспощаден, и тем нестерпимей мученья,

Чем я дальше от той, что могла бы мне дать облегченье.

О, когда бы мне ветер с востока дохнул, легкокрылый,

Ветер, веющий свежестью, вестник из Кордовы милой!

Он по небу несет облаков дождевую прохладу,

Обожженному сердцу приносит покой и усладу.

О изгнанник, свой путь направляющий к землям востока,

Бедный странник, чей день быстротечен, а ночь одинока,

Я на запад иду — задержись, повстречавшись со мною,

Как мудрец мудрецу, я тебе свою тайну открою.

Послужи мне гонцом, скромный путник с душой благородной,

И когда ты достигнешь прекрасной страны плодородной,

Той цветущей равнины, где Кордова блещет красою,

Освежи утомленное сердце рассветной росою

И местам дорогим поклонись, что мечтами согреты.

О какие дворцы там, какие сады, минареты!

Там газель молодая делила со мной наслажденье,

Ради сладких свиданий вводя сторожей в заблужденье.

Тонкий стан выгибала она, истомленная страстью,

И как будто воркуя, во мраке звенели запястья.

И прохладные перлы блестели в устах приоткрытых,

И душистые розы пылали на нежных ланитах.

Эти розы срывая и влажные перлы целуя,

До утра воздавал благодатному мраку хвалу я.

Но увы, седина проступила сквозь черные прядки

Умирающей ночи — и прочь я бежал без оглядки.

О любимая! Друг твой томится в разлуке с тобою,

Он не пьет и не ест и к тебе лишь взывает с мольбою.

Неужели сказать не могла ты, забыв о гордыне:

«Ни к чему нам раздоры, браниться не будем отныне!»

Ты в грехах всевозможных меня обвиняла сурово,

Не простила, сказать не дала в оправданье ни слова.

Если только с чужбины вернусь, где душа истомилась,

Я на все соглашусь, лишь бы гнев ты сменила на милость.

Прикажи — и готов я любые признать заблужденья,

Ведь и подлинный грешник заслуживает снисхождения!

* * *

Перевод Г. Кружкова*